Я встряхнула вино в бокале.
— Валери потом винила меня, что я испортила ей внешность — у нее якобы изменились черты лица. То есть я, оказывается, виновата в том, что она отрастила себе эту здоровую ряху. Она даже угрожала, что сделает себе пластическую операцию носа и заставит меня оплатить ее.
— Ты могла оспорить это в инстанциях, потребовать обстоятельного разбирательства, — усмехнулся Джесси.
Музыку перекрыл чей-то залихватский свист. На другом конце зала, засунув руки в карманы, стоял мужчина и улыбался мне.
— Ну, вот и свиделись, — сказал Джесси.
— Томми! — засмеялась я и помахала рукой.
Он был все такой же дохляк. Клубная рубашечка — впервые со времен школы я видела его в чем-то кроме кожаных рокерских штанов. Из-под ковбойской шляпы весело сверкали карие глаза. Как всегда самоуверенно, он сдвинул ее на затылок и бросился мне навстречу, ворочая во рту жевательную резинку.
— Здоро́во, Рокки! — Схватив мою руку, Томми тряхнул ее со всей сердечностью.
— Шикарно выглядишь, — сказала я.
Он задрал рукав и показал мне никотиновый пластырь:
— Вот, начал новую жизнь.
— О-о… Ну теперь табачные компании разорятся. — Улыбаясь, я представила его Джесси. — Вот, познакомься. Борец за свободу или мой возлюбленный — это уж как тебе больше понравится.
Томми пожал ему руку.
— Ясно. Ну а чем занимаешься?
— Так, все больше по мужской части. А ты?
— Я тоже по мужской. — Он поворочал во рту жвачкой. — Работаю детективом в полицейском управлении Чайна-Лейк.
По лицу Джесси я поняла, что это сообщение его впечатлило.
А между тем в дальнем конце зала Сиси Лизэк взобралась на оркестровый помост, махнула музыкантам и подошла к микрофону:
— Друзья! Прежде чем начнется неофициальная часть нашего праздника, мы хотели бы вручить награды. — Под «неофициальной частью» она имела в виду тот момент, когда школьная футбольная команда, налегавшая на коктейли, начнет швыряться стульями. Сиси расправила на себе кружевные рюши. — Прежде всего необходимо подвести кое-какие итоги. Многое, конечно, есть в буклете «В стенах родной школы», но я хотела бы отдельно упомянуть некоторых людей.
Томми наклонился ко мне:
— Ну как, уже «уделала» кого-нибудь?
Я рассмеялась. Джесси с загадочным лицом наблюдал за нами. Повода для ревности, конечно, не существовало. Томми всегда был мне просто дружком-приятелем и вообще не крутил романов с девушками дольше двух недель.
Сиси читала по бумажке:
— За тринадцать лет четыре пары успели пожениться, и об этом мы еще поговорим. — Голос ее звенел. — А сейчас давайте поздравим тех, которые вступили в брак раньше всех. Это Уолли и Эбби Хэнкинс!
Стоявшая в центре зала Эбби заулюлюкала и вскинула руки.
Сиси поменяла бумажку.
— Награда самому многодетному выпускнику вручается Томми Чангу за пятерых детей.
Наши футболисты затопотали и застучали ладонями по столу с криками «ура-а!». Я повернулась к Томми с нескрываемым изумлением.
Ворочая во рту жвачку, он пояснил:
— Два раза близнецы и два развода. Теперь ты понимаешь, почему я отказался от сигарет?
— Выпускница, активно поддерживающая связь со школой, — это… я. — По толпе пробежал смешок. — А теперь давайте узнаем, кто из наших школьных товарищей забрался дальше всех!
У себя под боком я услышала:
— Ой, черт!..
— Так поаплодируем же этому человеку, проделавшему такой длинный путь из Канады. Давайте дружно похлопаем Джесси Блэкберну!
К десяти вечера ананасовый десерт уступил место гигантскому, размером с диван, торту, на котором красовалась пластмассовая собаченция породы бассет-хаунд и выведенная зеленым кремом надпись: «Удачной охоты!» На оркестровом помосте наш школьный квартет наяривал на электрогитарах, солисты Стэйси Уилкинс и Бо Краузе превосходили остальных нетрезвой прытью. Когда дело дошло до «Писая на ветру», Эбби сорвалась с места и потащила Уолли на танцпол.
Возле двери корячилась Сиси, пытаясь водрузить на мольберт огромный щит. Я рассеянно наблюдала за ней и вдруг, будто что-то почувствовав, оглянулась на только что вошедшую женщину.
Вид у нее был нездоровый. Она несла свое хрупкое, словно бумажное тело так, будто боялась малейшего прикосновения. В лучах мозаичного диско-шара под потолком каштановые волосы ее парика отливали медью. Глаза угольками мерцали на алебастровом лице. Она выжидательно оглядела зал, но никто с ней не поздоровался.
Точно так же люди иногда обращались с Джесси, и меня это всегда бесило. Поэтому я направилась к ней через зал. И хотя с трудом искала подходящие слова, это все-таки было лучше, чем проигнорировать ее совсем.
— Эван Делани, — протянула я ей руку. — Ты уж прости, но я тебя что-то не узнаю.
Из-за бледности кожа ее казалась почти прозрачной. На висках проступали голубые жилки. Рука была холодной.
— Ну здравствуй, соплюшка.
Я раскрыла рот, но язык так и присох к небу, когда я прочла на ее нагрудном пропуске имя — Валери Скиннер.
Голос дребезжал, и она глотала окончания слов.
— С мозгами проблемы. От этого и речь такая, — тронула она себя за голову.
— Искренне сочувствую, — сказала я. — Нет, в самом деле искренне.
— Не сомневаюсь. Ну а как тебе мой новый внешний вид? — И, повернув голову, Валери продемонстрировала свой профиль. — Я пришлю тебе счет за пластическую операцию носа. Телеса свои я, правда, растеряла, зато хоть умру худой.
— Слушай, да ты выглядишь…
— Ладно, не парься. Лучше закрой рот, а то мух наглотаешься.
К счастью, я успела заранее прикрыться дежурной улыбкой, иначе имела бы сейчас плачевный вид.
Она огляделась по сторонам:
— Ну что ж, видимо, пора выпить и засвидетельствовать всем свое королевское почтение. Ведь это мой последний шанс увидеть всю эту деревенщину у своих ног. — Валери надменно улыбнулась: — Примадонна всегда остается примадонной.
И пошла прочь шаткой походкой восьмидесятилетней старухи. Мне же почему-то сразу захотелось помчаться в католическую церковь и исповедаться священнику во всех своих грехах.
Ко мне бочком подрулила Сиси.
— Это что, опухоль?
Я нахмурилась — меня неприятно кольнула такая откровенность.
— Не знаю. Рентгеновских лучей на лбу не видно.
Она сцепила руки замочком.
— Нет, просто я подумала, ты общалась с ним весь вечер и, может, он поделился с тобой, рассказал, в чем там дело.
