коммерческую тайну. Кто расскажет, какие существуют жесты, демонстрирующие дружелюбное отношение к собеседнику?
В воздух взмыло множество рук, но я махнула ладонью, делая знак, что лекция закончилась и теперь можно говорить свободно.
– Вскидывание бровей, улыбка, понижение голоса до шёпота, наклоны головы к плечу, – моментально отозвался студент Кунцев.
Одобрительно кивнула.
– Всё верно. Последним часто пользуются собаки, когда попрошайничают. Ещё?
– Зрительный контакт. Чем дольше, тем лучше.
– Необязательно! – тут же вмешался студент Ярцев. – Если люди разных психотипов, то один может пытаться проявить дружелюбие, а другой воспримет долгий взгляд как агрессию.
– Тогда и шёпот не каждому понравится, – фыркнул Кунцев, поправляя на переносице очки с дужкой, склеенной дешёвым скотчем. – Кто-то вообще может подумать, что над ним издеваются.
Я улыбнулась.
– Совершенно верно. Мой вопрос изначально таил в себе подвох. Полная картина жестов, с помощью которых можно понравиться человеку, незначительно отличается и зависит от… – Я хотела сказать «психологического портрета личности», но не успела. Меня перебил восторженный вопль девушек с задних рядов:
– Профессор Палладиум! Смотрите! По-моему, это вам!
Две девушки наперебой тыкали пальцем в окно в форме полумесяца – именно такими оформлялись все залы для лекций Таноржского Университета. Видимо, при проектировании здания архитектор посчитал, что окна в виде полумесяца – оригинально и символично: настоящие студенты учатся и днём, и ночью. Как бы там ни было, но так уж сложилось, что моя лекция была последней, а в это время года очень рано темнело.
С гложущим нехорошим предчувствием я медленно обернулась к окну, уже слыша громкие свистяще-грохочущие звуки салюта. Густое тёмно-синее небо окрашивалось ярчайшим салютом прямо перед корпусом, где я вела занятия. Пёстрые жёлтые, красные и зелёные огни складывались в надпись:
«Виктория Палладиум, ты выйдешь за меня?»
Я так и замерла.
Ну Филипп… Ну зараза! Как же это в его духе: сделать красивый жест, чтобы сразить наповал или поставить человека в неудобное положение. Именно так он делал клиентам на новые флаеры затемнение стекол, подавал всё как подарок, чтобы они не отказывались, но потом включал работы в счёт.
А ведь я сказала ему вчера «нет»! Чётко и ясно! Глухое раздражение подкатило к горлу.
– Вы скажете ему «да»? Скажете? – Девушки звонко защебетали, захлопали в ладоши, а кто-то даже радостно взвизгнул.
– Ох, как это романти-ично!
– Вот бы мне тоже кто-то так предложение сделал!
– Ой, это, наверное, ужасно дорого – такие мощные салюты запускать!
Не дорого. Салют запускается с крыши арендуемого под автомастерскую здания. Место для Фила бесплатное, фейерверк он закупает оптом для ВИП-клиентов, а специалист в его конторе программирует огоньки на надписи… Одной надписью больше, одной меньше – на окладе не сказывается. Но да, романтично, тут не поспоришь.
– Профессор, у вас коммуникатор светится. Полагаю, отправитель сообщения хочет получить ответ, – заметил Кунцев, бросив взгляд на мою руку.
Я посмотрела на наручный браслет, на котором, разумеется, появился номер Филиппа. На миг аудитория притихла.
– Ответьте! Ну пожалуйста! – вновь наперебой заголосили девицы. – Скажите ему «да»! Звёздочки-галактики! Наша любимая профессор выходит замуж!
В висках снова запульсировало лёгкой болью, почти как вчера, когда мы поссорились с Филом. Я поморщилась и объявила:
– Лекция на сегодня закончена. Домашнее задание вышлю на коммуникатор старосте. Всего доброго.
Лица студентов вытянулись от обиды: определённо, они рассчитывали на шоу, но, к счастью, слово преподавателя было для них непререкаемым.
К тому моменту как я вышла на улицу, Фил прекратил попытки связаться со мной: видимо, почувствовал, что ничего хорошего его не ждёт. Или решил сделать очередной сюрприз, но уже дома?
Я глубоко вдохнула свежий осенний воздух Танорга и посмотрела на кобальтово-синее небо. В душе царил раздрай. Я чувствовала себя виноватой и в то же время безотчетно злилась на парня, с которым встречалась два года. Наверное, со мной что-то не так, раз я настолько остро реагирую на предложение руки и сердца. Надо ещё раз в спокойной обстановке объяснить Филиппу, что я этого не хочу.
Я несколько минут дышала, успокаивая нервы, а затем медленным шагом направилась к ближайшему пересадочному узлу.
Сумерки – самое прекрасное время суток на Танорге. Величественные стены университета загораются диодной подсветкой, воздушные трассы превращаются в неоновые ленты, бесшумные флаеры скользят словно металлические летучие мыши, а мерцающие огни небоскрёбов сливаются со звёздным небом, создавая иллюзию того, что город пульсирует и дышит светом. Всё движение на Танорге организовано центральной нейросетью, но в сумерках оно кажется особенно гармоничным, словно городские артерии пропускают через себя потоки жизни без единого перебоя.
Я машинально зашла в подлетевший с лёгким свистом экспресс, села на сиденье с подогревом и уставилась на ночной Танорг. То, что я приехала не домой к Филиппу или к себе, а на самую далёкую остановку пригорода к другу детства, я поняла лишь тогда, когда электронный голос сообщил название станции.
– Вот же шварх[2], как я могла перепутать номера поездов? – пробормотала я, изумлённо глядя на экран коммуникатора. Время было уже позднее.
Ладно, попрошусь к Матвею на ночь. Не выгонит же он меня.
ГЛАВА 5. Опиши мужчину твоей мечты
Ночь. В доме Матвея
Матвей откинулся на спинку кресла, прищурил глаза и сложил пальцы домиком. Он любил так делать, когда о чём-то глубоко задумывался.
Разумеется, он меня не выгнал. Стоило заявиться на порог его квартиры, как явно готовящийся ко сну друг – пижамные клетчатые штаны, такая же рубашка и вязаный жилет красноречиво об этом говорили – тут же распахнул дверь пошире. Вручил чашку тёплого фиточая и плед, усадил в кресло и только после этого скомандовал:
– Рассказывай, что случилось?
Матвей был единственным человеком во Вселенной, кому я доверяла безоговорочно. С тех пор как погибли родители, он был мне как старший брат. Мы познакомились в интернате для бездомных, но я помнила нашу первую встречу как вчера. Мальчишка чуть крупнее сверстников, но ниже ростом сидел в углу и читал книгу с неинтересной серой обложкой. Он был таким же светловолосым, как и я, а потому, когда меня начали дразнить захухрей, подошёл и дал в нос обзывающемуся.
Уже позднее я узнала, что захухрями называли всех детей в интернате с более светлой кожей, блондинистыми или рыжими волосами, потому что считалось, что в нас течет кровь людей с Захрана, а коренные таноржцы смуглые и темноволосые. Это не было обзывательством, скорее, фактом, что в родословной отметились люди с более отсталой планеты, вот и всё. Но тогда поступок Матвея поразил, и я захотела подружиться
