чем дело, староста тоже сказал?
— Пришлые какие-то буянить вздумали. Дядька Никифор просил передать, что, ежели он знал бы, что за люди, поучили бы как следует.
Я поежилась. Вот только самосуда и не хватало! Те пятеро получили, что заслужили, и хватит с них. Пусть катятся куда подальше.
— Хорошо. Погодите, я оденусь и покажу, где здесь что и границы поместья.
— Да кто ж не знает, где у вас что, Настасья Павловна?
— Я покажу, — вмешалась подоспевшая Марья. — И людскую избу открою. Обустроим как полагается. Дров они себе сами натаскают, Петя проследит, а пирогов я им принесу, как вернусь.
Она пошла одеваться, Мотя побежал следом — не иначе как проверять, все ли в порядке.
— Евгений Петрович сказал, что он предлагал тем пятерым обратиться к уряднику, но они отказались и ушли. Сказали, что домой торопятся, и не оставили адреса, — заметил Виктор, когда дверь на улицу закрылась за Марьей.
— Вот же… добрый человек, еще и урядника собирался в это дело впутать! — возмутилась я.
— Да, я высказал ему, что мне было бы очень неприятно узнать, что моя жена замешана в скандале с полицией.
— Но их отказ не навел ни вас, ни Евгения Петровича на мысль, что, возможно, те несчастные были не такими уж несчастными?
— Нет. Страх простых людей перед властями понятен и объясним.
Он и мне был понятен и объясним, так что спорить я не стала.
— Я все же думаю, вы зря беспокоитесь и мужики не вернутся, — продолжал Виктор.
Ну да, тебе легко говорить. Наверняка и людей в доме побольше, и сам ты можешь не только кочергой размахивать.
— Может быть. Но лучше я зря накормлю пирогами шестерых крепких парней, чем проснусь от запаха дыма и обнаружу, что все двери на улицу подперты снаружи, а под окнами спальни караулят мужики с дубинками.
— Но что мешало вам попросить меня о помощи вместо того чтобы посылать в деревню? В конце концов, защищать вас — мой долг, по крайней мере до осени.
Я уставилась на него, приподняв бровь. Виктор — о чудо! — смутился.
— Вы правы, это был глупый вопрос. Но, раз уж я здесь, может, отошлете парней?
— Не будете же вы сами обходить поместье ночью?
— Зачем? — изумился он. — Для этого есть сигналки. Охранки. Конечно, женщине в этом разбираться ни к чему, но, повторюсь, раз уж я здесь…
— Я буду очень благодарна вам, если завтра вы поставите эти самые сигналки или что сочтете нужным. — Я неуверенно улыбнулась. — Честно говоря, мне надоело спать с пистолетом у изголовья.
—Даже так? — вытаращился на меня муж, и я пожалела о том, что открыла рот.
4
— Давайте вернемся в гостиную, пока я там не прибралась, — предложила я.
Мы снова уселись за чайным столиком. Удивительно, но, когда я взяла в руки чайник, он оказался горячим — не кипящим, чтобы обжигать рот, а приятно горячим, как раз таким, каким и должен быть свежий чай. Хотя мы довольно долго просидели, объясняясь с доктором, да и в галерее с мужем беседовали не пару минут.
— Никогда не доводилось жить в доме, хозяйка которого обладала благословением, — задумчиво произнес Виктор. — Ни моей бабке, ни матери оно не перепало, а вы… — Он покачал головой. — И именно сейчас. Будто в насмешку.
Мне захотелось спросить мужа, не эта ли магия побудила его остаться, но это означало пойти по еще одному кругу выяснения отношений, а мне этого вовсе не хотелось. Возможно, у него накопилось много претензий к Настеньке, вот только я — не Настенька.
— Вроде бы мелочь — не остывший чай, — сказал Виктор. — Кресла без запаха пыли — ведь у вас вряд ли была возможность вытащить их на улицу и выбить как следует.
Я покачала головой. Муж продолжал:
— Стены, которые не холодят руки, и к ним хочется прислоняться. Еще деталь там или тут, а вместе — дом, в который тянет возвращаться. Может быть, утром наваждение рассеется, но сейчас ваш старый особняк кажется мне куда уютнее, чем мой собственный дом, в котором все устроено по моему вкусу.
Я промолчала, не зная, что ответить. Впрочем, Виктор и не ждал этого.
— Простите, я отвлекся и отвлек вас. Вы собирались рассказать, почему держите у изголовья заряженный пистолет.
Раз уж сказала «а», придется говорить и «б». Я взяла кружку, чтобы успокоить дрожащие руки. А ну как решит, что у меня галлюцинации?
— Когда вы уехали после моего выздоровления, я проснулась от скрипа половиц…
Я подробно описала ему все происшедшее, включая бездарный полет кочерги.
Виктор нахмурился.
— Зная вас, я очень хочу думать, будто вы сочинили все это, чтобы привлечь мое внимание, — медленно произнес он.
Я фыркнула: чего еще от тебя ожидать! Все в мире крутится вокруг твоей блистательной персоны.
— Но, если бы это было так, вы не стали бы ждать, примчались бы ко мне прямо с утра, рассказывая, какого страха натерпелись, — так же медленно, словно размышляя, продолжал Виктор. — Однако вы ни словом об этом не обмолвились, но попросили научить обращаться с пистолетами.
Мне захотелось напомнить, как он меня высмеял, но смысл?
— И, если пистолет выстрелил в того мужика, без осечки, значит, вы действительно ухаживали за ним, заряжали и разряжали своевременно, не давая отсыреть пороху или растянуться пружине.
— Почистить! — перебила его я. — После выстрела же полагается чистить пистолеты! Только сейчас вспомнила!
— Если принесете его, я помогу с этим, — предложил Виктор.
— И заодно убедитесь, что хоть в этом я вас не обманываю? — прямо спросила я, поднимаясь.
— Да. — Он хмыкнул. — Я всегда подозревал, что вы куда умнее, чем пытаетесь казаться, просто кто-то убедил вас, будто мужчинам нравятся дурочки.
— Разве не сами мужчины старательно убеждают в этом юных девушек? — не удержалась я. — Или не мужчина сказал: «Умная женщина всегда опасна»? Так что нам остается?
— Например, приглядеться к человеку, который сделал вам предложение, чтобы понять: дурочки ему не нравятся.
— И который все же сделал предложение дурочке, — парировала я. — Простите, я шла за пистолетом.
— Еще мне понадобится ветошь и шомпол, —
