Трепалов. Милиция и уголовный розыск многое делают, чтобы искоренить преступность в стране. Мы уже можем говорить о некоторых успехах в этом непростом деле. Это, конечно, хорошо, однако почивать на лаврах ещё рано. Да, ловить обычных преступников потихоньку научились, как и громить целые банды. Но, к сожалению, опыта и профессионализма у наших с вами товарищей бывает недостаточно, особенно для случаев, которые мы называем нерядовыми. Мы не можем себе позволить такую роскошь – оставить преступление без наказания. Это не по-нашему, не по-советски. Поэтому я принял решение: создать при Наркомате внутренних дел особую летучую оперативно-розыскную бригаду, которая будет заниматься теми самыми нетривиальными преступлениями. Задача этой бригады – помогать и направлять товарищей на местах, которые в силу определённых обстоятельств не справляются с раскрытием. Почему не справляются? – задал вопрос Дзержинский и сам же ответил на него:
– Где-то по причине нехватки опыта. Где-то – и я не исключаю, что таких случаев до сих пор будет много, – из-за явного саботажа. Работа будет интересной, работы будет много, причём не только в Москве, а по всей России. Подчиняется эта бригада непосредственно наркому внутренних дел. Вам, товарищ Быстров, я предлагаю стать оперативным сотрудником бригады. А вас, товарищ Трепалов, прошу (именно прошу, а не приказываю) возглавить её. Времени на раздумья нет, товарищи. Прошу ответить прямо сейчас.
– Я готов, – непроизвольно вырвалось у меня.
Дзержинский одобрительно кивнул, перевёл взгляд на Трепалова.
Тот весь подобрался, даже поправил узел галстука.
– Не имею права отказаться, товарищ народный комиссар внутренних дел. И не хочу, – весело добавил он.
– Я так и думал, – облегчённо выдохнул Дзержинский.
– Только у меня вопрос, – заговорил Трепалов.
– Уверен, что не один, – усмехнулся Феликс Эдмундович. – Задавайте, конечно, товарищ Трепалов.
– В бригаде будут всего двое: я и товарищ Быстров?
Дзержинский отрицательно покачал головой.
– Мы в комиссариате внутренних дел не настолько наивны, чтобы предполагать, что столь малочисленная бригада будет способна справиться с теми задачами, что на неё возлагают. Предлагаю вам, товарищ Трепалов, подумать над будущим штатным расписанием. Вы сами определите будущую численность бригады. Но кое о ком мы заранее подумали. Завтра из Петрограда прибудет товарищ Бодунов. Уверен, он окажется ценным сотрудником.
– Иван Васильевич? – радостно вскинулся я.
Феликс Эдмундович взглянул на меня с удивлением:
– Да, Иван Васильевич Бодунов. Вы с ним знакомы, товарищ Быстров?
– Знаком, – подтвердил я. – Довелось не так давно пересечься. Вместе брали одного субчика.
– Взяли?
– Так точно, взяли, – улыбнулся я, вспомнив, как расследовал загадочное убийство, в котором обвинили мужа моей сестры.
Тогда волей обстоятельств я познакомился с прототипом главного героя книги и одноимённого многосерийного фильма «Рождённая революцией» Сергеем Кондратьевым и его сослуживцем Иваном Бодуновым. Так получилось, что вместе с этими парнями я участвовал в задержании преступника Сеньки Борща.
– Ну и как он вам показался? – спросил Трепалов.
– Толковый оперативник, – заверил я. – Один из лучших в петроградском угрозыске.
– Понятно. Надеюсь, петроградские товарищи не будут в обиде, что мы обескровили их уголовный розыск? – сказал Трепалов.
– Скажу по секрету: было не просто, – признался Феликс Эдмундович. – Как и товарищ Быстров, Иван Васильевич Бодунов – один из лучших и ценных кадров. Таких отрывать от сердца никто не любит.
– Выходит, нас уже трое, – прикинул Трепалов. – Немного, но работать можно.
– Чем могли, помогли, – сказал Феликс Эдмундович. – Может, у вас есть ещё какие-нибудь кандидатуры на примете?
– Товарищ Дзержинский, а что если… как говорится, в порядке бреда? Я знаю, что наш знаменитый шахматист Алёхин сейчас находится за границей, в Германии. Но можно ли поговорить с ним, как-то успокоить и вернуть в Россию? Он ведь несколько лет назад работал следователем Центророзыска… Думаю, человек с его аналитическим умом и фотографической памятью нам бы не помешал, – сказал я и тут же прикусил себе язык.
Надо сказать, что отношения гениального шахматиста с советской властью были, мягко говоря, непростыми: Алёхин успел и в тюрьме побывать, и пройти по обвинению в нескольких как уголовных, так и политических делах. Но при этом чувствовалось, что ему покровительствовали и неоднократно спасали высокопоставленные люди в органах власти.
Называлась фамилия Вячеслава Менжинского, ещё одного поляка в руководстве ЧК, а потом ГПУ, преемника Дзержинского. Не сомневаюсь, что и сам Феликс Эдмундович приложил руку к тому, чтобы вывести Алёхина из-под удара.
Но это были лишь предположения, а реальный расклад мог оказаться совсем другим.
Пока что все предполагали, будто шахматная гордость России ненадолго покинул страну, – никакой речи об эмиграции не шло. Потом, в тридцатые, Алёхин начнёт тосковать по родине, будет заливать горечь от ностальгии водкой. Будет неприятная история участия в матчах, организованных нацистами, международный шахматный бойкот…
Умрёт Алёхин в номере португальского отеля перед матчем с другим выдающимся шахматистом – Ботвинником, при довольно загадочных обстоятельствах. В его смерти будут подозревать спецслужбы.
Признаюсь, о многих вехах биографии я узнал из шикарного советского фильма «Белый снег России». Особенно меня впечатлила сцена шахматного матча вслепую с кучей немецких шахматистов. Если удастся вмешаться в ход реальной истории и изменить её, той игры может и не произойти.
Что если этот гений вернётся в страну? Как много пользы он сможет нам принести!
Дзержинский замолчал. Мы с Трепаловым старались не мешать ему думать.
– Знаете что, товарищ Быстров? – наконец произнёс Феликс Эдмундович. – Хоть истинное призвание уже не товарища, но ещё не господина Алёхина – шахматы, но… надо поговорить с товарищем Менжинским. Думаю, место Алёхина на родине, в России!
Глава 5
Разговор с Дзержинским закончился, мы с Трепаловым вышли из кабинета, где нас снова ждал один из чекистов, латыш Девинталь.
– Ну что, товарищи, поедем заселяться? Феликс Эдмундович поручил мне найти для вас жильё.
Всё тот же автомобиль доставил нас на Петровку, где в одном из бывших доходных домов «Товарищества Торговых линий в Москве» мне и Трепалову выделили по комнате в больших коммунальных квартирах, только этажи разные: у меня второй, аккурат над магазином, у моего начальника третий. В остальном всё примерно одинаково, включая количество квадратных метров.
В принципе, чего и следовало ожидать. Квартирный вопрос всегда стоял в Москве весьма остро, что было тонко подмечено Булгаковым. А в двадцатые годы прошлого века – вообще что-то с чем-то. Было наивно думать, что для меня расщедрятся на персональное жильё.
Из мебели в моей комнате оказалась только расстеленная на паркете газета.
– Вечером привезут кровать, стол и стулья, – извиняющимся тоном произнёс Девинталь.
– Буду надеяться, а то на газетке вряд ли выспишься!
Девинталь усмехнулся.
– Не переживайте. Проконтролируем.
Я устало махнул рукой. В целом
