— Ты мне нравишься.
Майкл закатил глаза. Джо увидел это и неверно истолковал.
— Ну да, со стороны судить легко, Микки, — сказал он.
— Я ничего не говорю, Джо, — возразил Майкл.
— Я тоже полицейский, — не унимался Джо.
— Речь не о тебе, брат. Давай не будем ссориться. — Майкл пытался закончить разговор.
— Речь о полицейских. А я — один из них, — горячился Джо.
— И твой отец был полицейским, — ввернул Конрой.
— Давайте не будем его приплетать, — попросил Майкл.
— Я просто сказал… — Конрой искренне хотел оправдаться.
— Не надо.
— Прости, Майкл, я ничего такого не имел в виду.
— Он ничего такого не имел в виду, — повторил Джо.
По полицейским отчетам Майкл представлял, как погиб отец. Переулок в Восточном Бостоне, пуля в сердце. Джо-старший рухнул наземь, раскинув руки. Майкл увидел эту картину и пришел в ярость.
— Брэндан, отцовское кресло не успело остыть, когда вы на него сели…
— Майкл! — Маргарет больше удивилась, чем разозлилась.
Конрой оставался невозмутимым.
— Понятно, — произнес он.
Теперь все стало ясно.
— Полагаю, мне лучше уйти, — продолжал Конрой.
— Идите, — отозвался Майкл.
Джо стукнул кулаком по столу.
Конрой вытер губы салфеткой.
— Простите, мне не следовало приходить. Маргарет, дамы… Спасибо за приглашение. Извините.
— Брэндан, — сказала Маргарет, — немедленно сядь. Это мой дом, и ты мой гость. Довольно.
Матушка Дэйли умела быть чертовски величественной. Покойный супруг прозвал ее Принцессой Маргарет. Сыновья, любившие точность, называли ее Королевой Марго.
— Нет, Маргарет. Майкл прав, я слишком поспешил.
— Майкл ошибается.
— В другой раз. Не хочу портить вам ужин.
— Брэндан! Сядь! Майкл сейчас извинится.
— За что? — удивился Рики. — Майкл ничего такого не сделал.
— Не лезь не в свое дело, парень.
Брэндан Конрой вежливо улыбнулся. Спорить было бессмысленно, разубедить Конроя никому еще не удавалось.
— В другой раз, — повторил он, извинился, надел пальто и вышел.
Семеро Дэйли слышали, как он завел машину и уехал.
Наступила тишина, которую нарушил Рики.
— Майкл, — сказал он, — передай-ка мне лапшу.
Сколько себя помнили Дэйли, к телефонному столбу перед домом была прикреплена баскетбольная корзина. Они пережили несколько таких корзин. Мороз губил металлические кольца и неуклюжие фанерные щиты, так что каждые несколько лет Джо-старшему приходилось менять корзину, прикрепляя новую чуть выше или ниже, сверля новые отверстия для шурупов. Нынешняя корзина, продержавшаяся дольше всех, висела на вылинявшем, чересчур маленьком алюминиевом щите в форме веера, на несколько дюймов выше положенного, особенно если отойти к обочине, где тротуар шел под уклон. Мальчишки Дэйли считали часть тротуара под щитом своей личной игровой площадкой. До сих пор, хотя младшие Дэйли давно здесь не жили, некоторые соседи по старой привычке не парковались у столба, как будто это был пожарный гидрант. Время от времени новый сосед, или гость, или иной чужак, незнакомый с местным этикетом, оставлял машину под кольцом, и Дэйли рассматривали это как признак упадка. Раньше никто даже не думал парковаться здесь, потому что с Дэйли, особенно с Джо, не смели шутить — и в любом случае на площадке постоянно шла игра.
Эти игры были чертовски серьезным занятием. Ими управлял неписаный кодекс правил. Нельзя подставлять подножку игроку под кольцом, иначе он может упасть спиной на бордюр, как это однажды случилось с Джимми Райли. Нельзя играть мячом Дэйли в отсутствие его хозяев, даже если мяч валяется на площадке. Припаркованные машины входят в пределы площадки, а тротуар — нет, чтобы игроки не становились сзади столба и не перехватывали мяч у защитника — прием настолько нечестный, что Джо немедленно его запретил. Впрочем, это все была техническая сторона дела. Подлинное тайное знание крылось в мальчишеской иерархии. На площадке обычно играли полтора десятка местных, преимущественно ирландцев, знакомых по школе или по церковному приходу, и каждый прекрасно знал свой порядковый номер. Никаких скидок на рост и возраст. Не важно, кто ты такой. Майкл Дэйли всегда был середнячком, даже на собственной площадке. Зато Лео Мэдден, хотя его отец не выходил из тюрьмы, а мать весила целую тонну, забивал трехочковые, как чемпион, и потому его безусловно уважали. Почет победителям, позор проигравшим. Все — настоящее, вполне измеримое и бесценное в глазах мальчишек. И мужчин.
Поэтому, когда братья Дэйли отправились после ужина играть в свете уличных фонарей, женщины подошли к окнам посмотреть. Они собрались в гостиной, откуда было видно веранду, двор и улицу. Маргарет и Кэт стояли рядом у одного окна, Эми у другого. У младших женщин выражение было одинаковое — смущенное, сердитое, насмешливое. Королева Марго тоже пренебрежительно улыбалась, но в ее глазах затаилась смутная тревога. Она не разделяла обычного женского скептицизма по поводу мальчишеских игр, прекрасно понимая, что при любом раскладе один из ее сыновей проиграет. Маргарет почувствовала, как рука Кэт обняла ее за талию — стало немного легче.
— Маргарет, — сказала Кэт, — вам следовало завести четвертого ребенка. Двое против одного — это нечестно.
— Нечестно по отношению к кому?
— Вы правы. — Кэт задумалась. — Рики должен позволить им выиграть, хотя бы разок.
Маргарет скептически фыркнула, выпустив сигаретный дым из ноздрей.
— Эми, почему бы тебе с ним не поговорить? Пусть Рики иногда позволяет Джо выигрывать. — Кэт искоса взглянула на Эми. — Ты ведь сумеешь его убедить.
Эми двумя пальцами выдернула изо рта сигарету.
— Дамы, поверьте, даже если бы наша жизнь с Рики представляла собой сплошные розы, все равно ничего бы не вышло. Он скорее предпочтет лишиться руки, чем проиграть брату.
— Что ж — если Джо победит, будет только честно, — сказала Кэт.
— Однажды он, наверное, победит. Если они сыграют раз сто подряд.
— Только надеюсь, что Джо его не убьет после очередного проигрыша, — заметила Эми.
— Если он кого-нибудь и убьет, то беднягу Майкла. Даже не знаю, что в него вселилось. В последнее время Майкл сам не свой, — отозвалась Маргарет.
— Не бойтесь, мама, Джо его не убьет. Разве что поколотит немного, — попыталась разрядить обстановку Эми.
— Ты меня утешила, милая.
Майкл на площадке прыгал, чтобы не замерзнуть.
— Сама не знаю, с чего он взъелся на бедного Брэндана. Правда, не знаю, — с горечью произнесла Маргарет.
