светило множество окон соседнего здания — были видны цветные светильники, богатые люстры. Я не выдержал и раздвинув занавески, выглянул в окошко.
Множество огромных зданий, по двадцать –двадцать пять этажей, выстроенные правильными рядами, уходили вдаль, где была видна дорога, освещенная яркими фонарями и множеством фар быстро перемещающихся автомобилей. Внизу, во дворах были видны аккуратные дворики, с детскими горками и качелями, множество автомобилей ровными, плотными рядами стояли вдоль проездов. На крышах некоторых домов горели яркие надписи, некоторые на английском, а вдалеке был виден огромный экран, по которому шли короткие фильмы, где веселые, красивые люди что-то ели, что-то пили и куда-то ехали. Не было похоже, что в этих домах жили буржуи. Наверное, это дома для рабочих и совслужащих, но тогда это то, к чему стремилась моя Родина, чего хотел добиться весь Советский народ.
Я, коротко провозившись с незнакомыми ручками, что были вместо привычных шпингалетов, распахнул створку окна.
С улицы пахнуло теплом летнего вечера и еще миллионами незнакомых запахов. Город горел миллионами огней, большие дома закрывали горизонт. Как я не приглядывался, мне не удалось рассмотреть бараков или небольших развалюх — наверное весь город застроен новыми домами, и нет районов для бедных, значить жизнь человека не так плоха, как бы не называлась страна.
Глава 3
Глава третья. Обретение корней.
Вернее, будет сказать, что уснуть я не смог — было очень страшно уснуть и вновь очутится в абсолютной пустоте, зависнув в этом вечном безмолвии, уже навсегда, лишится этого счастья — видеть краски, чувствовать запахи, да просто драться с какими-то придурками. Я старался анализировать то, что мог видеть через полуприкрытые веки парня, желая дать юному телу возможность отдохнуть.
Я очнулся за минуту до того, как в комнату вошел крупный мужчина лет сорока на вид, с пегой от густой седины в, когда-то черных волосах, головой. Он склонился и замер, затаив дыхание, глядя на безмятежно спящего подростка с такой тревогой и любовью, что я сразу понял, что это отец Саши. Пальцы мужчины скользнули по макушки сына.
— Саша, Саша, вставай.
С третьей попытки пробуждение все-таки началось. Саша дрыгнул ногой, перевернулся, и попытался завернуться в простыню, но, очевидно, опытный в этом деле отец попытку уползти пресек, простынь изъял и до сумрачного сознания ребенка достучался. Я Сашу понимал, тело хотело спать, так как можно хотеть спать только в детстве, да учебники я читал до трех часов ночи.
— Встал — молодец! Ты помнишь, что мы едем на кладбище?
— Да папа помню. А мне обязательно ехать?
— Саша, ты уже не ребёнок, поэтому ехать надо.
— Хорошо папа, сейчас оденусь. — Саша повалялся еще пару минут, затем рывком вскочил с диванчика, открыл встроенный в стену шкаф. Да! Такое количество одежды, которой были забиты многочисленные полки шкафа, можно было собрать, если только вывернув сундуки абсолютно всех обитателей украинского хутора, где прошло мое детство.
— Саша, тебе сколько лет?
— Блин, ну я же надеялся, что ты глюк! Ну почему ты не исчез?
— Ну, извини, что не исчез. Так, сколько тебе лет?
— Пятнадцать — буркнул впавший в уныние подросток.
Саша долго выбирал одежду, затем долго начесывал блестящей щеткой свою длинную челку, затем семейство долго завтракало невкусным хлебом с маргарином, на красивой упаковке которого было почему-то написано «Масло Вологодское отличное». Сухая колбаса была вполне вкусной, но вот чай…. Наконец подростка выгнали из — за стола, где, как я понимаю, он надеялся отсидеться, и семейство, мама, папа и Саша, вышло из квартиры. Одежда потомков была, несравненно, более удобная, праздничная, и просто красивая, по сравнению с той серой, тяжелой, которую носили в мое время. Особенно меня поразила обувь. Яркая, сшитая из разноцветных кусочков кожи, легкая, приятно пружинящая ногу. Заперев входную дверь, отец нажал на кнопку вызова лифта, и все стали терпеливо ждать. Через пару минут двери разъехались в сторону, открыв нашему взору человека, одетого во все темное, с черным капюшоном на голове, что полностью закрывал все его лицо. Человек в капюшоне держал перед своим лицом маленькую коробочку, типа той, в которой вчера смотрел фильмы Саша. По экрану пробегали отсветы, из коробочки раздавалась громкая, ритмичная музыка. Саша шагнул вперед и встал рядом с человеком, родители вошли следом, мама недовольно фыркнула, двери сомкнулись, и кабина поехала вниз. Саша косился на экран коробочки, где несколько девушек, встав, отбивали что-то вроде чечетки, при этом выделывая стройными ногами какие-то коленца, так что почти до пояса взлетали надетые на них короткие юбки.
Пока я вместе в хозяином тела пялился на стройные бедра и круглые коленки девчонок, лифт прибыл к месту назначения, и мы все вышли во двор, человек в капюшоне, так и не оторвав голову от орущего экрана, быстро пошел куда в сторону, а мы двинулись прямо. Вдоль тротуара, плотными рядами стояли маленькие, яркие, как конфеты в обертке, автомобильчики. Количество машин, стоявший плотными рядами во дворе огромного здания, наверное, равнялось количеству машин, которые я за день видел в Иркутске в одна тысяча девятьсот сороковом году. А дальше стоял ещё один такой же дом, за ним еще один, и везде стояли десятки и сотни машин. Один из автомобильчиков, маленькая, ярко-красная, похожая на леденец, мигнула желтыми фонариками, и мы стали загружаться в нее. Саша открыл заднюю дверь и уселся на мягкий диванчик бежевого цвета, тихо щелкнула прикрытая дверка. Вжикнул стартер, на панели у руля загорелось множество огоньков, двигатель зажужжал, и мы плавно двинулись к выезду со двора, чтобы нырнуть в плотный поток таких же ярких и юрких машинок.
— Саша, а это кто был? — мама, обернулась с переднего сидения.
— Где?
— В лифте с нами ехал…
— А, так это Янка с верхнего этажа…
— Яночка? Как изменилась, не в лучшую сторону.
— Э… почему не в лучшую? — Саша был в недоумении.
— Взрослые зашли в лифт — она не поздоровалась, музыку свою слушала на полную громкость в маленькой кабине…
