протяжении долгого репетиционного процесса
И вот мы выходим к публике. В первом ряду жюри, состоящее из заслуженных деятелей искусства и не менее уважаемых педагогов. Дальше зрители.
Совершаю традиционный поклон, приветствуя собравшуюся публику, и в тот момент, когда выпрямляюсь, я совершенно случайно наталкиваюсь на знакомый пронизывающий взгляд внимательных глаз.
Директор?! Султанов в зале? Этого ещё не хватало. Какого чёрта он здесь делает? Наверное, пригласили.
На мгновение теряю настрой. И чуть не заваливаю начало выступления. Хорошо, что мои детки подготовлены и сосредоточенны, у них давно сформировался дух коллективизма, взаимопомощи, они умеют сопереживать за общий результат и оттого очень-очень стараются. Ну а руки… Они во время звучания музыки давно живут своей жизнью. И, когда мои воспитанники начинают петь, изящно попадая в ноты, по коже ползут мурашки.
Дальше я полностью отдаюсь мелодии. И забываю о том, кто сидит в зале и зачем мы здесь. Сейчас самое главное — музыка. Она о шуме волн, о чайках, о море. В ней шуршат камни и бурлит пена. А ещё восходит солнце, освещая золотистым рассветом гладь воды. И, пока звучат ритм, метр, темп и динамика, полная гармонии, я вспоминаю, когда последний раз была на море. Зря… Меня несет совсем не туда, потому что отдыхать я ездила семь лет назад, когда ещё не было моей малышки. Потом родилась дочка, я старалась как можно больше добиться в профессии, а вот на море не была.
И так уж вышло, что последний раз побережье, синюю, как лепестки васильков, и прозрачную, как тончайшее стекло, воду я видела с ним.
Сердце сжимается, на чудесную мелодию и великолепно слаженный коллектив детских голосов ложатся воспоминания.
Они мне не нужны. Но я не могу их прогнать.
Я помню открытое окно, старый сетчатый тюль, который то поднимался, то опускался. Пахло солью и сыростью и, несмотря на открытое окно, было жарко. Горячо лежать под его крупным мужским телом и чувствовать, как, просыпаясь, он всегда первым делом целовал меня в висок или лоб, щёку, шею — неважно куда — и сжимал ещё сильнее. Шептал, как любит, и солнце пробивалось сквозь щель в занавесках, и мне не терпелось снова выбежать на улицу — увидеть море…
Музыка оканчивается так же резко, как и моё самообладание. Скорее на автомате разворачиваюсь к зрителям и кланяюсь. А потом согласно хоровому этикету двигаюсь за сцену. В глазах крутятся слёзы, и снова становится обидно за ту себя, за себя прежнюю: молодую, влюбленную и брошенную.
— Ненавижу. — Вытираю уголки глаз, пытаясь быстро проморгаться и забыть.
Забыть немедленно и навсегда.
Детки кидаются обнимать меня, гримерка гудит, словно улей, и я потихоньку отпускаю от себя прошлое. Это пройдёт. Я привыкну. Просто он, как непрошеный гость, явился в нашу школу, и мне надо свыкнуться, что теперь я буду видеть отца своей дочери чаще, чем мне хотелось бы.
Я раздаю деткам заготовленные заранее пирожные, Валя, поехавшая с нами для поддержки, разливает в пластиковые стаканчики газированные напитки.
Рассевшись на стульях, столах и подоконниках, перебивая друг друга, участники моего коллектива делятся эмоциями. Здесь у нас словно свой собственный мир, и мы понятия не имеем, что происходит в зале, сколько проходит времени и кто сейчас выступает. Мы смеёмся и подкалываем друг друга, анализируем ошибки и хвалимся успехами.
И, попивая жёлтую шипучку, забавно щелкающую меня в нос пузырьками, я не сразу замечаю, что в гримёрку входит кто-то ещё.
Нехотя сползаю со стола, на котором сидела, когда детишки хором здороваются с директором.
Не хочу на него смотреть, поэтому утыкаюсь взглядом в пышный букет алых роз в его руках.
— Вы выиграли, Виолетта Валерьевна, поздравляю.
— Спасибо. — Забираю букет и откладываю его в сторону.
Когда не смотришь ему в глаза, всё это вполне можно выдержать. Дети прыгают и кричат: «Ура!»
— Не собирался приезжать, но узнал, что руководители других школ будут здесь, и решил, что мое отсутствие будет неуместно.
— Понятно. — Смотрю на дверь за его плечом.
— Марат Русланович, угощайтесь, пожалуйста, пирожными. — Кидается ухаживать за директором Валентина и суёт ему пластиковую тарелку с вилкой и кусочком сладости с розочкой на верхушке.
— Благодарю. Я всего на секунду. Меня ждут. К тому же сладкое вредно для здоровья.
В следующую минуту в гримерку заваливаются как-то пробившиеся за сцену родители и мой Родион.
Букет у него поменьше, чем директорский, зато улыбка искренняя и добрая. Мгновенно попадаю в объятия своего заботливого мужчины. Он профессиональный настройщик музыкальных инструментов. Высокий, хорошо сложён, одного со мной возраста, довольно неплохо общается с Алёной. Самое главное — не женат и души во мне не чает.
Плевать на прошлое. На то оно и прошлое, чтобы остаться позади навсегда.
— Чудесное выступление. Так тонко и со вкусом. Ты большая умничка. Ну и платье великолепное! — Гладит Родя меня по спине.
А я, прижавшись к его груди, зачем-то поднимаю глаза, нарываясь на пристально-острый взгляд директора.
Глава 7
Султанов покидает гримёрку. И мне как будто становится легче дышать. Не хочу находиться с ним в одном помещении.
— Я тебя люблю и горжусь тобой. — Приобнимает меня Родион, а я благодарна ему за поддержку и в ответ улыбаюсь.
Мне нравится купленный им букет и внимание. Возможно, с нем нет каких-то особенных страстей, зато хорошо и уютно. Летом мы планируем поехать на дачу родителей Родиона, это, конечно, не средиземноморское побережье, но там речка и всё своё. Не нужно покупать помидоры, огурцы и укроп, а для ребёнка там свежий воздух и сплошное раздолье.
В гримерке становится ещё теснее, почти не протолкнуться, вслед за очередной партией родителей в неё входит моя мама и вбегает любимая дочь. Алёнка тут же летит ко мне.
— Мама, ты такая красивая! — Пытается взять в руки подол моего платья.
Я глажу её по голове и умиляюсь тому, как она рада нашей победе.
— Держи, принцесса! — Достает Родион из кармана пиджака яйцо «Киндер-сюрприз» и вручает моей дочери, та смущается, но подарок берёт.
В дверь заглядывает кто-то из организаторов мероприятия, и меня вместе с ребятами просят подняться на сцену для вручения диплома.
Разволновавшись, перекладываю букет Родиона в другую руку. А Валентина суёт мне ещё один, взятый со стола. Тот, который я вполне себе специально на нём забыла.
— Директорский возьми.
Толкаю цветы обратно.
— Понеси, пожалуйста, мне рук не хватает. Боюсь споткнуться. Или уронить.
— Ты что? Вита, он же обидится! Там столько роз. Дорогой, наверное. Специально для тебя купленный. Он
