мой хозяин спросили его, почему он прибегнул к столь крайней мере. В ответ тот сказал (насколько хорошо я это помню), что Демби стал неуправляем. Он являл собой опасный пример в глазах других рабов – уже одно это, оставленное без внимания и не пресеченное подобными мерами, могло привести в конце концов ко всеобщему свержению власти и порядка на плантации. Мистер Гор доказывал, что если один раб не захочет исправиться и расстанется со своей жизнью, то вскоре за ним последуют и другие; результатом этого будет освобождение рабов и порабощение белых. Его доводы выглядели убедительными. Он остался в прежней должности на домашней плантации. Его репутация как надсмотрщика далеко перешагнула ее границы. Однако его страшное преступление не было подвергнуто даже судебному расследованию. Это запечатлелось лишь в памяти рабов, а они, конечно, не могли ни предъявить иск, ни тем более свидетельствовать против него; вот так виновный в совершении одного из кровавейших и самых грязных убийств уходит от правосудия и осуждения общиной, в которой он живет.
Мистер Гор жил в Сент-Микелсе, в округе Тэлбот, что в штате Мэриленд, когда я покидал его; и если он сейчас еще жив, то, вполне вероятно, живет там же и поныне; и если это так, то он, как и в прежние времена, так же глубоко уважаем и почитаем, как если бы его преступная душа не была запятнана кровью земляков.
Я говорю это намеренно – убийство раба или любого цветного в округе Тэлбот не расценивалось как преступление ни судами, ни общиной. Мистер Томас Лэнман из Сент-Микелса убил двух рабов, причем одного из них он убил топориком, вышибив ему мозги. Он даже хвастался тем, что совершил это ужасное и кровавое деяние. Мне довелось слышать его, когда он, смеясь, говорил, помимо всего прочего, что является, наряду с другими, лишь благодетелем своей страны и что «когда другие будут поступать так, как сделал он, мы изживем ниггеров».
Жена мистера Гайлса Хикса, жившая неподалеку от местечка, где я находился, убила кузину моей жены, молодую девочку пятнадцати или шестнадцати лет, вконец обезобразив ее, разбив ей нос и грудь палкой так, что бедная девочка несколько часов спустя скончалась. Ее тут же немедленно захоронили, но не пробыла она в могиле и нескольких часов, как была извлечена и осмотрена следователем, установившим, что ее смерть наступила в результате жестокого избиения. Проступок, за который ее, собственно, и убили, сводился к следующему. В ту ночь она сидела, качая ребенка миссис Хикс, и заснула, когда он вдруг заплакал. Она, не смыкавшая глаз несколько ночей подряд, не услышала во сне плача. В комнате вместе с ними находилась и миссис Хикс. Хозяйка, видя, что спросонья девочка еле двигается, спрыгнула с кровати, схватила дубовую палку из камина и, разбив тлеющим концом нос и грудь, прикончила ее.
Не буду говорить, что это наистрашнейшее преступление оставило равнодушным общину. Оно вызвало резонанс, но не такой, чтобы привлечь убийцу к наказанию. Оснований для ее ареста было достаточно, но этого так никогда и не случилось. Таким образом, она не только избежала наказания, но даже не испытала страха предстать перед судом за свое ужасное преступление.
Пока я живописую кровавые истории, случившиеся во время моей жизни на плантации у полковника Ллойда, я кратко опишу и то, что произошло тогда же, когда мистер Гор убил Демби. Рабы полковника Ллойда имели обыкновение проводить ночное или воскресное время в ловле устриц, пытаясь таким образом восполнить свой скудный паек. Старик, принадлежавший полковнику, в поисках устриц случайно оказался во владениях его соседа, мистера Била Бондли. Усмотрев в этом посягательство на свою собственность, рассерженный мистер Бондли спустился к берегу с мушкетом в руках и в упор разрядил его в бедного старика. На следующий день мистер Бондли приехал повидаться с полковником Ллойдом, но не знаю, с какой целью – то ли заплатить ему за ущерб, то ли оправдаться за содеянное.
Во всяком случае, этот в целом дьявольский случай был замят. Обо всем этом было сказано мало или совсем ничего, и тем более ничего не сделано. Даже среди белых мальчишек считалось, что полцента стоит, чтобы убить «ниггера», и столько же – похоронить его.
Глава 5
Пока я жил на плантации у полковника Ллойда, ко мне относились так же, как и к другим детям-рабам. Я был еще мал, чтобы трудиться в поле, и поскольку на мою долю работы выпадало мало, то у меня хватало свободного времени. Самое большее, что мне приходилось делать, так это пригнать вечером коров, не подпускать кур к саду и бегать по поручениям дочери хозяина, Лукреции Оулд. Многие часы досуга я проводил, помогая мистеру Даниэлю Ллойду в поисках подстреленных им птиц. Общение с ним дало мне некоторые преимущества. Он искренне привязался ко мне и стал в какой-то мере моим покровителем. Он не позволял мальчишкам обижать и обманывать меня и делился лепешками.
Мой старый хозяин редко наказывал меня, и если мне приходилось страдать, так только от голода и холода. Меня сильно допекал голод, но еще сильнее холод. В знойное лето и суровую зиму я был почти раздет – у меня не было ни башмаков, ни чулок, ни куртки, ни брюк, кроме грубой льняной рубашки, едва прикрывавшей колени. Мне не на чем было спать. Холод изнурял меня, и в холодные ночи я пользовался украденным мешком, которым переносили зерно на мельницу. Я заползал в него с головой, причем ноги оставались снаружи, и укладывался спать на глиняном полу, отдававшим холодом и сыростью. Мои ступни так потрескались на морозе, что ручку, которой я пишу, можно вложить в раны.
Кормили нас нерегулярно. Пищей нам служила непросеянная маисовая мука. Из нее варили кашу, называемую «маш». Ее накладывали в большое деревянное корыто или лоток и рассаживались на земле. Затем созывали детей, подобно тому, как подзывают к кормушке поросят, и те, сбежавшись, жадно набрасывались на кашу; некоторые поглощали ее устричными раковинами, другие кусочками гальки или просто руками, ложек же ни у кого не было. Тому, кто ел быстрее, доставалось больше; тот, кто был сильнее, захватывал себе место получше; остальные же довольствовались тем, что оставалось в корыте.
Мне было около семи или восьми лет, когда я покинул плантацию полковника Ллойда. Я покидал ее с радостью. Я никогда не забуду волнения от известия, что мой старый хозяин Энтони решил отдать меня в Балтимор, к мистеру Хью Оулду, брату своего зятя, капитана Томаса Оулда. Мне стало известно об этом еще за три дня. И в эти
