чего лишились, и как сложно станет без этого жить. Казалось, прервался ход ее жизни. Раньше перед ней лежал заранее предначертанный путь, и в конце его была ясная цель, но теперь все это рассыпалось в прах. Она понятия не имела, что будет дальше, но явно не была к этому готова.
«По крайней мере, я не погибла, – явилась мысль. – Я не пошла в город. Там я наверняка погибла бы. Сейчас я уже была бы мертва».
На нее нахлынула паника, запоздалое ощущение опасности, смешанное с тошнотворным страхом, но следом сразу же пришла волна эйфории.
«По крайней мере, я жива».
Аня со злостью отогнала прочь эту мысль, вспомнив о мертвых и умирающих, о своей сокрушительной утрате – она потеряла всех друзей. Но простая радость оттого, что она жива, никуда не делась: Аня радовалась, что может дышать, ощущать ночную прохладу руками и ногами. Несмотря на усталость, пот и грязь, ей казалось, что она может поднять вагонетку с рудой или раскрошить камень голыми руками.
– Я схожу с ума, – прошептала она. – Я схожу с ума.
Дом и постель – вот что ей было нужно в эту минуту. Оставив детей у главных ворот, она поспешила по выложенной камнем дорожке, почти доходившей до ее двери, – лишь в нескольких местах виднелись небольшие бреши.
Когда она в последний раз видела отца, тот был в стельку пьян. Аня решила, что, если он не проснулся от взрыва и суматохи, не надо его трогать: пусть спит, думая, что мир остался цел.
Но в доме виднелось бледное, дрожащее пламя газовой лампы. Распахнув дверь, Аня вбежала внутрь. Отец был в гостиной, в комбинезоне, выданном компанией, и высоких рабочих ботинках. Он складывая снаряжение в стоявшую на полу сумку.
– Папа! – крикнула она. Бросившись к отцу, она рухнула в его объятия, плача и дрожа.
– Ты жива, – прошептал он, недоверчиво глядя на дочь, будто та была призраком.
– Со мной все в порядке.
– Ты жива, – повторил он, словно все еще не верил.
– Я была на отвалах…
– Мне так жаль. – Отец покачал головой. – Мне так жаль. – Голос его срывался. – Так жаль, – продолжал шептать он, снова крепко обнимая Аню.
Когда она отстранилась, глаза его вдруг расширились.
– Ты… ты же не ходила в город?
– Я пыталась помочь, – ответила она, утирая слезы.
– Прими душ, – велел отец.
– Папа, мои друзья… столько людей…
– Аня, прими душ. Немедленно. – Он повел ее в ванную. – Не жалей воды, пока она еще идет. Как следует ототри всю грязь. Потом собери вещи.
– Куда мы отправимся? – спросила Аня, впервые осознав, что они не останутся здесь, что города больше нет, что все знакомое ей перестало существовать.
– Не мы, а ты. На восток, в Каанс. У меня там двоюродная сестра, которая тебя примет.
– Я не хочу жить с какой-то двоюродной…
– Послушай меня. Послушай. Мария позаботится о тебе. Ты поедешь вместе с человеком из компании, чтобы с тобой ничего не случилось. Так что сложи все, что тебе нужно, в сумку. Но сперва надо принять душ. Та бомба… – Отец отвернулся, на мгновение опустив плечи. – Та бомба – весьма дрянная штука, слышишь? Держись подальше от города. Это приказ.
– Бомба? Джона… мой друг Джона говорил, что на нас напали. Это война?
– Не война, нет. Террористы. Паразиты…
– Папа, поедем со мной. Тебе нельзя тут оставаться. Я не хочу быть одна.
– Ты не будешь одна. Ты будешь с родными. Я… Аня, я сделал кое-что очень плохое. Хочу, чтобы ты услышала обо всем от меня, – наверное, другого шанса рассказать об этом не будет. Я пытался сделать для этого города нечто очень важное, чтобы бросить эту дрянную работу, чтобы ты никогда не занималась тем же самым, чтобы тебе не пригодилось то, чему я тебя учил, и ты могла бы работать там, где пожелаешь, хоть на рудниках, черт побери, хоть в другом месте. А они использовали это против меня. У меня был план, а теперь… я во всем виноват.
Комната покачнулась. Аня оперлась рукой о стену, пытаясь удержаться на ногах.
– Бомба? – Она вспомнила его пьяный шепот, слова о том, что бомба должна была сработать. – Почему? – в замешательстве спросила она, стараясь найти хоть какой-нибудь смысл в его словах.
– Она предназначалась для них, – сказал отец. – Их невозможно остановить. Не знаю, как им это удалось, но я намерен выяснить.
– Кому? – спросила Аня. – Не понимаю.
– Иди в душ. Поговорим, пока ты будешь собираться. И пока буду собираться я.
– А что потом? Куда ты отправишься?
– На запад, – ответил отец. – Я должен закончить то, что начал.
Часть 2
Новые перемены
Люди видят только то, что они желают, но никогда – что они владеют тем, чего хотят другие.
Король кочевников
Высох колодец,
проклятье, высох колодец,
мы все умрем.
Старое каннибальское хайку
5
Руины и обломки
Коннер
Три недели спустя
Большая стена стояла в течение многих поколений. Она нависала над восточной окраиной Спрингстона, защищая город от ветра и песка, огромная, как горы на западе, неподвижная, как созвездия над головой. Для Коннера было естественно сознавать, что стена останется, когда он умрет. Она переживет его, как пережила многих других.
Последствия случившегося вызвали у него когнитивный диссонанс, и он с трудом пытался найти свое место среди руин и обломков. Всего несколько недель назад ему хотелось одного: покинуть город и отправиться на восток, по следам отца. Теперь же он знал, что не найдет там утешения – лишь еще более острую боль. Опасность грозила со всех сторон, и его несчастный дом оказался в ее эпицентре.
– Что, блин, может знать какой-то гребаный сизиф про ремонт водяного насоса? – спросил Райдер. Рослый одноклассник отбрасывал тень на закопанного по пояс в песок Коннера, который не возражал против тени, зато имел кое-что против словоизлияний. – Месяц назад ты таскал песок по два ведра зараз, как и все мы, – продолжал Райдер. – А теперь вдруг решил, что ты особенный?
– Хватит ныть. Бери коромысло и шевели своей жирной задницей, – сказала Райдеру Глоралай.
– Я просто спросил, почему, черт побери, мы должны его слушаться?
– Потому что он слушается меня, а я теперь главная. Потому что никого больше не осталось и ни у кого нет плана. Но если хочешь сосать воду с неба вместо того, чтобы таскать песчаную крошку[1], никто тебе не мешает.
Глоралай показала на бетонный туннель в воронке вокруг водяного насоса: проваливай.
Райдер повиновался, не сказав ни слова, – лишь мрачно буркнул что-то, взваливая на плечи прогибающееся коромысло. Из переполненных ведер сыпался песок.
– Я бы с радостью попросил тебя выйти за меня замуж, прямо сейчас, – сказал Коннер. Подняв маску на лоб, он наслаждался короткой передышкой от сражения с наполовину погребенным насосом, единственным, который еще работал в Спрингстоне.
– Гм? И что же тебе мешает?
Глоралай уставилась на него, отставив ногу и уперев руку в бок.
