Столько всего произошло со времени последней записи. Ты, наверное, прав насчет Джемаймы. Она меня терпеть не может. Как она язвила меня, заведя разговор о твоем отце. Знаю, я с ней плохо поступила. Но гадко было с ее стороны упоминать о той ночи, о прискорбных обстоятельствах Питера и так далее. Я бы не пошла к ней, но понадеялась, что ей что-нибудь известно, ведь раз я вернулась в Лондон, то мне захотелось узнать, но ей, похоже, ничего не известно. (Наверное, обратиться некуда, кроме как к одному человеку. Не хочется об этом и думать, но, наверное, пойти придется.) Написала о тех временах, и они словно бы ожили перед глазами. Папа думал, что она стакнулась со старым мистером Клоудиром, но я не могу в это поверить. Как было досадно, что нельзя все тебе объяснить, но ты был слишком мал и не понял бы — то есть, я хочу сказать, ты слишком мал и не поймешь. Когда это попадет тебе в руки, ты будешь уже достаточно большим. Надеюсь, ты не станешь слишком строго судить твою бедную Маму. Теперь ты понимаешь, почему она нас не любит. Ты как в воду смотрел! Так больно было возвращаться в Лондон. В карете я видела, как ты радуешься, а на меня нахлынуло прошлое со всеми бедами. Для тебя все было таким новым, а для меня таким мучительным. Оказаться на Пиккадилли, у отеля «Голден-Кросс», совсем рядом с папиным старым домом. Я знала, что ты ничего не знаешь. Я решила, что нам надо уехать, еще тогда, когда тебя пытались похитить и похититель оказался тем давним Агентом мистера Клоудира и его сына. Но в августе, после вторичного прихода мистера Барбеллиона, стало ясно, что уезжать надо немедленно. Нам нужно было заново от них спрятаться. Уж не знаю, как они нас нашли, но грабитель, который много лет назад вломился к нам в дом, точно был от них. Лондон очень для нас опасен. И в то же время нет лучше места, чтобы спрятаться.
Теперь я должна вернуться к тому вечеру, когда приходил Питер. После обеда мы с Отцом пили чай в передней гостиной, и тут служанка доложила, что у дверей ждет старый мистер Клоудир. Папа велел сказать, что он дома, я тоже решила остаться, вдруг услышу новости о Питере. Он вошел и сел с нами пить чай, мило болтая о погоде, о том, как шел по столице и видел столько перемен по сравнению с временами своего детства; через Сохо и Сент-Джеймс, мол, проложена большая новая улица, сооружен мост Стрэнд-Бридж. И как он, совсем еще юношей, вместе со своим Отцом побывал в этом доме в гостях у моего Дедушки (ему он приходился дядей). Потом он пустился в воспоминания о моем деде, которого Папа не помнил, так как в день его смерти был еще младенцем. Внезапно мистер Клоудир сказал Папе: Как вам, наверное, говорили, бракосочетание ваших Отца и матери породило немало неприятностей, поскольку они бежали и обвенчались тайно. Было ли установлено, где это произошло? Тот самый вопрос, по поводу которого меня предостерегал Питер! Выходит, я была не права насчет него! Я потихоньку этому порадовалась, но внезапно вспомнила его слова, что, если его Отцу станет известен ответ, мы окажемся в опасности. Папа говорил: Это странная история, но до меня, конечно, дошли только отголоски. Вы, несомненно, знаете, что мой дедушка решительно возражал против этого союза. Что я могла сделать? Можно было бы притвориться, что мне стало дурно. Старый джентльмен, по-моему, заметил мои страдания; ловя на себе его взгляд, я боялась выдать, что Питер меня предостерег. А Папа продолжал: Семейство моей матушки, Амфревиллы, были мелкие землевладельцы, дела у них шли совсем плохо, и Дедушка считал, что они недостойны его сына. Папа излагал историю, я слушала в мучительном волнении. Но под конец он все же сказал, что не знает ответа на вопрос мистера Клоудира. Взгляд старого джентльмена выразил крайнюю досаду, а также недоверие.
Когда он ушел, я рассказала Папе о приходе Питера и о его совете держать язык за зубами. Папа нахмурился: Значит, положение еще хуже, чем я опасался. Старый Клоудир задумал оспорить наши права на наследство Хаффамов, так что, как только Кодацил будет принят Судом, Поместье немедленно перейдет в его руки. Видишь ли, брак моих родителей всегда оставался окутан тайной, поэтому те, кто желал бы отнять у нас наследство, заявляли, будто он не имел места. Старый Клоудир хочет не просто найти эту запись, ему нужно уничтожить все документы, имеющие отношение к их браку. Как я понимаю, он пересмотрел все приходские метрические книги в Лондоне и вокруг Хафема, но ничего не нашел, и, поскольку свидетелей, должно быть, давно нет в живых, доказать таким образом ничего не возможно. Убедившись, что слова Питера не были словами сумасшедшего, я рассказала Папе о том, что Клоудиры собирались меня убить. Это он тоже выслушал очень серьезно и поведал о слухах (переданных ему Мартином), что старый мистер Клоудир отравил свою первую жену, чтобы вступить в брак с богатой вдовой, которая потом тоже умерла. Он сказал: Не то чтобы я этому верил, но такие слухи говорят о том, какого люди о нем мнения. Твоя смерть в его интересах, поскольку, вспомни, мы с тобой должны умереть, не оставив наследников, пока жив старый Клоудир. (Как раз то же самое говорил мне мистер Эскрит!) Поэтому я думаю, что, представив в Суд Кодацил, я подвергну наши жизни серьезной опасности со стороны Клоудиров. Вот я и не намерен это делать. Пусть остается, где есть. Папа коснулся футляра на часовой цепочке. Кроме того, может, он мне и не понадобится. Помнишь, около месяца назад мне пришло письмо с печатью Момпессонов? Кое-кто из их домочадцев обещал добыть документ, в свете которого значение Кодацила сведется к нулю. Я стала его расспрашивать, но он замолчал.
Прошла неделя, поздним вечером я сидела в передней гостиной и читала. Внезапно от окна донесся легкий стук, словно ветки на ветру бились о стекло. Но только за окном ничего не росло. Я взяла свечу и подошла к окну, чтобы откинуть занавеску. Из темноты на меня глянуло дикими глазами чье-то бледное лицо. Я глухо вскрикнула и готова была позвонить в колокольчик, но тут узнала Питера. Несмотря на его безумный вид, я без колебаний пошла отпереть дверь, ведь все его прежние слова оказались правдой. Я вышла в холл, как можно тише отперла дверь вестибюля, ключ от которой (могу сказать) всегда оставался в замочной скважине, потом повернула громадный ключ в замке уличной двери и отодвинула тяжелые засовы. Он вошел и наскоро объяснил, что в последний раз его выслеживал тот высокий человек, которого заметила и я — тот самый, Джонни, которого ты видел в Мелторпе! Этот человек его поймал и отвел в дом Брата, где его заперли. Питер сказал: Чтобы я не сбежал снова, к двери приставили слугу. Потом послали за знакомым отца, который содержит частный дом для ума лишенных, и научили его выхлопотать поручение Канцлерской Комисии по делам ума лишенных, чтобы она меня освидетельствовала и, если я буду найден безумным, лишила всех Прав и отдала во власть моей Семьи. Сегодня эта Комиссия меня осмотрела. Подозреваю, что они подкуплены и вынесут вердикт против меня, поэтому решил не дожидаться его, а бежать. Питер заранее подготовил путь бегства через окно и сумел выбраться на свободу. Он продолжил: Но, может, я в самом деле сумасшедший. Я начал сомневаться в себе. А как вы думаете, мисс Хаффам? Речь его, конечно, была очень торопливой и взволнованной, однако мне было совершенно ясно, что он не безумец, и я его в этом уверила. Я сказала, что его приход за помощью в дом моего Отца очень меня радует; он вначале настаивал, что явился только попрощаться, перед тем как покинет Англию, но я уговорила его подождать, пока я позову Папу. Он благодарен Питеру, сказала я, за его предостережение, и оба мы понимаем: его в тот раз схватили как раз потому, что он пришел нас предупредить. Я позвонила в колокольчик и распорядилась, чтобы позвали Отца. К моему восторгу, при виде Питера он расплылся в улыбке и обнял его. Дорогой мой мальчик, как же я вам благодарен. Вы поступили честно и великодушно, предупредив нас о планах вашего Отца. Папа настоял на том, чтобы Питер поселился у нас на правах гостя. Потом позвал мистера Эскрита, чтобы спросить его юридического совета. Они пришли к заключению, что Питеру в нашем доме ничто не грозит, даже если Комиссия решит не в его пользу. Папа собрал слуг и попросил их молчать.
