Россана порозовела от смущения.
— Элизабетта тоже очень красивая, — торопливо сказал я, надеясь затушевать неловкость, но при этом нисколько не погрешив против совести, ибо это тоже было правдой.
Взрослые снова расхохотались.
— Теперь Маттео пытается сразить обеих девчонок одним комплиментом! — воскликнул Грациано.
Снова взрыв смеха.
— Экономия, заслуживающая похвал самого Фелипе! — добавил маэстро.
Я покраснел как рак и не знал, что делать. Ведь я сказал, что Россана и Элизабетта красивы, лишь потому, что они и в самом деле были очень красивы. Но поскольку смех и комментарии со всех сторон не умолкали, я понял, хотя и слишком поздно, что своим замечанием нарушил установленный этикет. Я не знал, куда деваться от стыда.
Девочки хихикали, прижавшись друг к другу.
Наконец Паоло, имевший на них больше влияния, чем родители, утихомирил сестер.
— Хватит! — прикрикнул он. — Пусть Маттео продолжит рассказ!
— Говорят, что Лукреция Борджа знает множество языков, — сказала донна Фортуната, подбадривая меня. — И что у нее такой острый ум, что она может перехитрить многих мужчин.
— Это так, но она использует ум для интриг и всяческих коварных планов, рассчитанных на уничтожение других! — пробормотал Фелипе.
Внезапно в комнате воцарилась полная тишина.
Мы зашли на опасную территорию. Я вдруг вспомнил о настоящей причине своего пребывания в Ферраре и понял, что мне надо перевести свое повествование в более безопасное русло.
Капитан Дарио дель Орте, должно быть, тоже чувствовал себя не в своей тарелке из-за того оборота, какой приняла наша беседа. Он был офицером, связанным договором с Чезаре Борджа, и осознавал, какие последствия могут иметь неосторожные слова в адрес его господина. Все знали, что Чезаре питает странную привязанность к своей сестре и что плохо придется тому, чьи насмешки в адрес Лукреции дойдут до ушей герцога Валентино. Не так давно в Риме одного человека, плохо отозвавшегося о семье Борджа, распяли на дверях собственного дома, предварительно отрезав ему язык.
Поерзав на стуле, капитан дель Орте тихонько сказал жене:
— Может, попросим Маттео закончить собственную историю?
— Ну конечно! — Донна Фортуната тут же замолчала и улыбнулась мужу, давая понять, что нисколько на него не обиделась.
Я сказал, что мне нечего больше рассказать об этой части своей жизни. Города, конечно, интересны, но в них слишком много народу и слишком грязно. Объяснил, что ушел из Феррары, потому что люблю свежий воздух деревни и могу прожить, нанимаясь в батраки к крестьянам. Там, где я работал в последний раз, мне приходилось натягивать сети и палкой сбивать с деревьев оливки. Местные жители делают так со стародавних времен.
— Вот почему я такой загорелый, — добавил я, вспомнив, как мои спасители говорили, что у меня кожа светлее, чем у цыган, но темнее, чем у них самих.
Сказав это, я надеялся рассеять всякие сомнения, если они у них еще оставались. Я добавил, что этот крестьянин, владелец оливковой рощи, очень плохо обращался со мной, и поэтому я решил уйти от него. В тот день, когда со мной случилось несчастье, я пошел на реку порыбачить, но оступился и упал в воду.
Паоло спросил, откуда у меня синяк на голове. Может, я получил его при падении в воду?
Я сказал, что не помню. И обнаружил, что, если я начинаю подыскивать слова и не знаю, как закончить фразу, любой из моих слушателей может сделать это за меня. А я уже волен согласиться с этим или не согласиться, как сочту нужным.
Поэтому я не сказал, что синяк оставлен дубинкой, удар которой и свалил меня в реку.
— А плавать ты умеешь? — спросила Россана. — Паоло умеет.
— Да, — подтвердила Элизабетта. — Паоло плавает очень хорошо. Он научит тебя, и ты больше никогда не попадешь в такую беду.
— Я умею плавать, — сказал я. — Но течение было таким сильным, и к тому же…
— … в какой-то момент ты стукнулся обо что-то головой, — тут же закончил за меня Грациано.
— Должно быть, ты ударился головой о скалу, когда проплывал через водопад! — воскликнул Паоло, довольный своими способностями делать умозаключения.
Девочки кивнули.
— Бедный мальчик! — Их матушка, донна Фортуната, наклонилась вперед и погладила меня по голове. — И такой худенький! Но мы тебя откормим!
Я вздрогнул. Поскольку в моей памяти не осталось материнской ласки, это прикосновение вызвало во мне ощущения, которых я до того не испытывал. Сидя среди членов этой небольшой семьи, окруженный их вниманием и интересом, я почувствовал себя гораздо более уязвимым. Сглотнув образовавшийся в горле комок, я вернулся к тому месту своего рассказа, которое предшествовало ласковому движению донны Фортунаты.
— Да, — сказал я, — так именно это и случилось.
Но едва я открыл рот, чтобы продолжить, как маэстро сказал:
— Назови рыбу.
— Что?
— Скажи, какую именно рыбу ты пытался выловить в реке.
Я прищурился. Почему он спрашивает об этом? Может, этим вопросом он заманивает меня в ловушку?
— Разную рыбу, — ответил я.
И стал вспоминать, какую рыбу ловил в разных реках и озерах, когда путешествовал с бабушкой. Мы всегда останавливались у ручьев, потому что свежая проточная вода обладает особой силой, поэтому в ней надо купаться, надо ее пить, надо смотреть на нее и слушать ее журчание. Бабушка умела почувствовать близость воды даже в крайнюю летнюю сушь: для этого ей стоило лишь приложить ухо к земле. Тогда она могла показать, где протекает подземный ручей и где нужно копать, чтобы из-под земли забил родник.
Я знал достаточно много названий рыбы, которую нам с бабушкой приходилось пробовать в разное время.
— Окуня, лосося, угря, форель, — перечислил я. — Разную рыбу.
Маэстро удивился:
— Но этого не может быть.
— Почему?
— Этого не может быть из-за водопада вниз по течению реки от того места, где ты ловил рыбу, — того водопада, который поймал тебя в водоворот. Водопад представляет собой естественный барьер, не позволяющий этим видам перемещаться вверх по течению.
Я пожал плечами и ответил настолько спокойно, насколько мог:
— Сам не знаю, что именно я ловил. Я просто надеялся поймать хоть что-нибудь, что можно было бы съесть.
Он взял маленькую записную книжку, висевшую у него на поясе, и открыл ее.
— Я не слишком знаком с этой местностью, — обратился он к капитану дель Орте. — Какая съедобная рыба водится в местных речках?
Паоло и его сестры кинулись наперебой перечислять названия рыб, и маэстро начал быстро делать записи у себя в книжке. Потом он застегнул ее на продолговатую деревянную пуговицу и убрал в сторону. После чего откинулся назад и закрыл глаза. Но я знал, что он не спит.
