— Страх? — повторил я в полном замешательстве.
— Ну как мог дядя отказать Медичи? Он слишком напуган, чтобы отклонить это предложение.
— И ты тоже теперь меня боишься? — спросил я и тут же подумал, что, наверное, было бы совсем неплохо, если бы эта сердитая, колючая Элеонора хотя бы немного меня боялась.
В ответ ее глаза полыхнули изумрудным огнем.
Я выпустил ее запястье.
— Я думал, ты любишь меня, Элеонора, — сказал я жестко. — Прости, что ошибся. Сейчас я пойду и попрошу секретаря прервать переговоры.
— Пойди и попроси! — И когда я повернулся к ней спиной, она насмешливо добавила: — Джакомо де Медичи!
— Что? — Я снова повернулся к ней лицом, чувствуя, что во мне самом закипает гнев. — Почему ты произнесла мое имя с таким презрением?
— А разве это не твое имя? — Она вынула мое письмо из рукава. — Разве не так ты подписался под своим письмом ко мне? — И она сердито постучала по письму пальчиком.
— Но я не знаю никакого Джакомо де Медичи! — крикнула она. — Человека, которого я люблю, зовут Маттео!
Я выхватил у нее письмо, смял его и отбросил в сторону. Потом взял Элеонору за руки и притянул к себе. Мы целовались, пока у нас хватило дыхания. Наконец я прижал ее к себе и сказал:
— Для тебя я всегда останусь Маттео.
Глава 93
— Я буду звать тебя Маттео.
Маэстро взял мое лицо в руки, поцеловал меня и тепло обнял.
Он заехал во Флоренцию по пути в Рим. Слова Якопо де Медичи сбылись. Папа Юлий умер, и кардинал Джованни де Медичи стал Папой Львом X. По моей просьбе Медичи предложили Леонардо да Винчи хорошие заказы в Риме.
— Маттео! — снова сказал маэстро, обнял меня за плечи и усадил рядом с собой на скамью.
Его приветствие успокоило меня. Потому что, несмотря на то что я написал ему, рассказал ему подлинную историю своей жизни и попросил у него прощения, меня очень волновало, как встретит он человека, который столько лет его обманывал.
— Когда я впервые встретил вас, я вам солгал, — начал я.
— Ну конечно! — рассмеялся он. — Ты назвался не своим именем!
— И вы знали это с самого начала!
— Потом догадался. Я заметил, что ты смотрел на знак святого Матфея на плаще Фелипе.
Честно говоря, меня это не особенно удивило. Ведь я видел его рисунки. Глаз маэстро мог уловить и зафиксировать все, даже полет птицы пером на бумаге.
— Мне было интересно, почему ты это сделал, — продолжал он. — И в дальнейшем ты все больше вызывал мое любопытство своей речью, кругозором, прямотой, всем своим поведением.
— Лишь много позже я понял, что вы о чем-то догадываетесь, — сказал я. — Когда мы стояли перед вашей «Тайной вечерей» в Милане.
— О да! — ответил он. — Ты тогда переживал, что я разочаруюсь в тебе из-за того, что ты упустил место в университете Павии. И не сводил глаз с моего изображения Искариота.
И я вспомнил, как он отвлек мое внимание от лица Иуды и привлек к лицу апостола Матфея, как он старался развеять мои мрачные мысли.
— В разрезе твоих глаз мне всегда виделось что-то знакомое. Когда я увидел тебя в трапезной, ты вдруг напомнил мне Лоренцо Медичи, которого я знал в молодости.
— Он был моим родным дедом. И очень достойным человеком, судя по всему.
— Ты всегда старался быть достойным человеком, Маттео, и следовал своему долгу так, как понимал его. Несмотря на все сказки, которые ты нам рассказывал, тебе присуща природная честность.
Я склонил голову:
— Приношу извинения за все несчастья, которые я мог причинить вам и вашим близким.
Он улыбнулся:
— Ты уже давно все возместил своей любознательностью и добрым нравом. Может, тебе приятно будет узнать, что на смертном одре Грациано говорил о тебе. Он воображал, что на каком-нибудь балу в Ферраре Лукреция Борджа похвалит тебя за умение танцевать, а ты упомянешь его как своего учителя танцев. И тогда он смог бы похвастаться, что с уст самой прекрасной и знаменитой женщины Европы слетело его имя.
Я улыбнулся.
— Так что видишь, Маттео, даже в свое отсутствие ты всегда был в наших мыслях. Грациано часто говорил о тебе, а Фелипе часто думал о том, как бы найти способ, чтобы ты мог продолжить учебу. А я…
Он замолчал.
Я взглянул в его лицо. Его глаза были на одном уровне с моими.
— Мы все любим тебя, Маттео.
Когда настала пора прощаться, я, несмотря на его протесты, встал перед ним на колени.
— Я с радостью прощаю любые твои проступки, — сказал он. — Чтобы стать мужчиной, мальчик должен найти себя.
— Вот ты и стал мужчиной, Маттео.
Маэстро протянул ко мне руки и помог мне подняться. Мы обнялись.
— Человеку нелегко бывает найти подлинного себя, — сказал он. — И хотя ты, Маттео, избегал правды, она преследовала и нашла тебя, и теперь ты должен жить с правдой и по правде, как порядочный человек.
Вот так он относился к людям, маэстро да Винчи.
Его добрые ожидания заставляли людей стремиться к тому, чтобы полностью оправдать его доверие.
Так и я преисполнился решимости быть хорошим врачом и порядочным человеком.
