он в акробатическом прыжке взлетел над сеткой, дотянулся до мяча и убил его. Он рухнул на землю, в воздух взметнулось облако пыли. Все. Андрей лежал и смотрел на небо. Он не слышал бешеных аплодисментов зрителей, не видел довольных мать и отчима, улыбающегося Васильченко, красного, чуть не плачущего Асатиани. Он ничего не чувствовал и ничего не видел, кроме синего неба, которое стремительно приближалось к нему.
Впереди его ждал финал. Но Андрей почему-то перестал волноваться. Его мозг, мышцы наполнила какая-то взрослая уверенность в своих силах. Он уже никого не боялся, даже грозного эстонца, с которым ему предстояло сражаться. Интуиция не подвела его. Финал прошел буднично. Кротов победил с подавляющим преимуществом и стал самым молодым в истории Союза чемпионом.
Вихрь цветов и поздравлений обрушился на юношу. От свалившегося счастья он вначале немного растерялся. Все ему прочили блестящее будущее и хотели с ним дружить.
Никто не мог предположить тогда, что этот успех будет первым и последним большим успехом в жизни теннисиста Кротова. Скажи о чем-нибудь подобном великому тренеру Васильченко, он рассмеялся бы и послал говорящего куда подальше — слишком талантлив и трудолюбив был парень. Однако самым непредсказуемым романистом всегда является жизнь. По сравнению с ней бледнеет самая изощренная фантазия.
Вскоре после победы в жизни Кротова все полетело кувырком. Его, чемпиона Союза, не взяли на важные международные соревнования. Асатиани и группу куда более слабых игроков взяли, а его — нет, причем без объяснения причин. Над Андреем повисло тягостное молчание. Не успокаивался только Васильченко. Поначалу его запросы игнорировали, но в конце концов он допек всех чиновников в спорткомитете и ему ответили: "Кротов безусловно своеобразный теннисист, но он игрок оборонительного плана. Играет в основном на задней линии, долго и занудно перебрасывая мяч через сетку. Такой манерой игры Кротов искажает образ советского спортсмена, который должен придерживаться яркой, атакующей тактики, стремиться постоянно выходить к сетке и подавлять соперника. Посмотрите на Асатиани, он все время в движении, все время атакует, вот на кого надо равняться". Васильченко возразил: "Спору нет, Асатиани сильный теннисист, но Кротов же его обыграл". Ему ответили: "Случайность, всякое бывает, но образ и манера игры у Асатиани — правильные, а у Кротова — неправильные". Такую несправедливость Васильченко снести не мог. "Кротов это талант от Бога, такие игроки рождаются очень редко. Тупоголовые чиновники вы, что этого не понимаете?! Ему надо предоставить возможность развиваться, встречаться с сильными зарубежными игроками!" Рассказывали, что при посещениях спорткомитета старик очень нервничал, стучал кулаками по столу, один раз даже плюнул в какой-то кубок, но ничего не помогло.
Вскоре в газете "Советский спорт" появилась статья, в которой были пересказаны все мысли и призывы руководителей спорткомитета по формированию правильного образа советского теннисиста. А еще через некоторое время не стало Матвея Ивановича Васильченко. Инфаркт. Он скончался прямо на корте во время тренировки самых юных мальчишек и девчонок.
Андрей Кротов был не из тех, кто склоняет голову перед начальниками и испрашивает себе милость. “Не хотите меня принимать такого, как есть, не надо, но ломать свою манеру игры ради вас не стану!"
Его допускали и даже приглашали на местные малозначительные соревнования. Он принимал в них участие: какие-то выигрывал, какие-то проигрывал и совершенно не прогрессировал. Шло время и ему казалось, что он находится посредине огромного болота, которое с каждым днем засасывает его все глубже и глубже.
Кротов был на распутье. К этому времени он окончил институт, окончил посредственно. "Может мне стоит серьезно заняться наукой или попробовать тренировать детишек?" — эти мысли постоянно терзали Андрея. Мать и отчим были за науку и Кротов, махнув на все рукой, решил рискнуть.
Парнем он был толковым, да и руководитель оказался хорошим специалистом. Андрей начал регулярно ходить в лабораторию, принял участие в создании установки, которая через некоторое время стала выдавать любопытные результаты. В недалеком будущем ему прочили защиту кандидатской диссертации. Жизнь стремительно налаживалась. Перед ним открывались новые, радужные перспективы. Казалось он снова на коне. Однако Кротов ощущал себя нищим, не имеющим ровным счетом ничего. В его жизни пропало главное, и он не мог больше обманывать себя.
В один прекрасный день он просто не появился в лаборатории. Вместо этого Андрей сидел в убогом зеленом домике на расшатанном табурете, так называемой тренерской на Каменном острове и тихо беседовал с Татьяной Заваровой.
— Тань, все группы разобраны, свободных нет?
— А тебя какой возраст интересует?
— Мне все равно, мне бы вот до нее дотронуться, — сверкнув глазами, Кротов перегнулся через колченогий стол бережно взял ракетку и не выпускал ее из рук уже до конца разговора.
Заварова внимательно посмотрела в глаза Кротову и сказала твердым голосом:
— Андрей, я завтра поговорю со Смородиным, мы найдем тебе группу, обязательно найдем.
Ничего, не ответив, он тихонько накрыл ладонь Заваровой своей.
Татьяна сдержала слово. Андрей начал тренировать самых маленьких: учил их правильно держать ракетку, замахиваться и бить по мячу. Он мог заканчивать занятия в три часа дня, но часто задерживался допоздна, новая роль захватила его. Зарплату назначили мизерную. Кротов пытался совмещать тренировки с работой в лаборатории. Руководитель начал выказывать свое недовольство его нерегулярными приходами в институт и частыми отлучками.
А однажды зимой и вовсе случился конфуз, который еще долго будут вспоминать многие поколения преподавателей и студентов физиков. Андрею впервые в жизни предстояло выступить с кратким сообщением на большом Ученом совете. Дело было в декабре. Как же он тщательно готовился к этому событию. Накануне вечером отпарил брюки и привел в порядок свой единственный костюм, взял у отчима галстук и, непрестанно повторяя текст доклада, наконец, забылся тревожным сном. Утром он вскочил в старенький "Запорожец", который ему часто давал отчим и помчался в сторону Физического института. По привычке оглянулся на заднее сиденье. Все в порядке — ракетки и корзины с мячами на месте, во второй половине дня, после Ученого совета, его еще ждала тренировка с детьми. Подъехав, наконец, к институту, Андрей с тревогой посмотрел на часы. "Да, приехал впритык, а ведь надо еще найти зал, где будет проходить совет, я там никогда не был". С этими мыслями Кротов влетел в здание. И в вестибюле, и в длинном коридоре было пустынно. Он постучал в первую попавшуюся дверь. В кабинете находилось трое сотрудников в белых халатах, увидев его, они онемели. Кротов спросил, где проходит Ученый совет, вместо ответа одна из сотрудниц истерически расхохоталась. Он решил, что она ненормальная и постучал в соседнюю дверь.
