Взмах руки бегуна отразился в зеркальце заднего вида таксомотора. Машина затормозила. Радуясь появлению клиента, таксист скособочился, гостеприимно открыл правую переднюю дверцу.
— Куда торопимся, земляк?
— Недалеко, но в обиде не будешь. — Змей плюхнулся на сиденье рядом с водителем. — Сначала к другу заскочим на минуточку, потом в аптеку и обратно сюда. Дочка у меня заболела, а дружок — врач. Созвонились, он рецепт какой надо выпишет, езжай... — и Змей назвал адрес из паспорта левши Шмакова.
Искомый дом в минутах лихой езды от хрущобы Змеева на сленге квартирных маклеров называется «брежневкой». Змей оставил таксисту задаток, вбежал в пахнущий кошками подъезд номер один, взлетел на третий этаж и, сориентировавшись, вдавил до упора кнопку звонка искомой квартиры № 9.
Мелодичное тихое динь-дон за дверью и... ничего. Никто на звонок не откликнулся.
Недолго думая, Змей позвонил в соседние двери — результат тот же. Черт бы подрал маниакальную тягу горожан к возделыванию треклятых соток!..
Но чу!.. Этажом выше открывается дверь... Открылась... Захлопнулась... Слышны шаркающие шаги, придыхание...
Змей повернулся к ступенькам наверх и спустя секунды узрел бабушку. Тяжело опершись о перила, та начала спуск.
— Добрый день, — обратился к бабуле особый порученец. — Не подскажете, Николай Шмаков в девятой проживает?
— Пошто те Коленька наш? — Бабушка оглядела Змея с головы до ног с бо-о-ольшим подозрением. — Ты сам-то чьих будешь, сынок?
Ну вот и все, можно уходить. Бдительная бабушка, пусть и не напрямую, а подтвердила, что Н.Н. Шмаков прописан именно здесь. Следовательно, паспорт подлинный. Что ж, проще будет работать с киллером — подавив его волю, можно будет обращаться к нему по имени, и это быстрее поможет влезть в закоулки сознания биологического объекта.
Однако любопытство бабушки следует удовлетворить, ибо бдительность пожилых чревата.
— Я из газеты. — Змей сверкнул удачно оказавшейся в кармане ветровки корочкой, намереваясь соврать, дескать, Шмаков Н.Н. звонил в редакцию с жалобой на... допустим, на перебои в работе городского транспорта. Но соврать Змей не успел.
— Довно в пришли с хазеты! — оживилась, затараторила бабушка. — Довно в прописали, як Коленька наш спас двор от ентых супостатов, шоб их лихоманка взяла! Слышь-ка, хазетчик, Колька наш тихоней рос на моих хлазах, а як всю ету зиму у больнице пролечился, дык будто соколика орлом подменили. Як снех сошел, дык повадились ироды во дворе нашенском вино пить, и, ты слушай, мужики боялися их шугануть, а Коленька не забоялся! Як вышел да як на иродов цыкнул, и, слышишь, они к ему с дракой. А он сдачи, и они бехом. И боле не возвращалися. Спас Коленька двор от хануриков, дай ему боженька здоровьица...
Бабка болтала без умолку. И, ежели вдуматься, весьма и весьма интригующую информацию сливала бабуся. Змей вызвался ей помочь спуститься во двор, поддерживал старую за локоток да слушал внимательно, «як подменили» Коленьку Шмакова, как он изменился после долгого лечения в медицинском стационаре.
Пообещав непременно застать Колю дома и обязательно о нем написать «у хазете», Змей вернулся в кресло рядом с таксистом. Помчались в аптеку, там Змей купил целлофановый пакет, заполнил его целым ворохом лекарств, продававшихся без рецепта, купил стеклянный шприц за неимением разовых, бегом припустил к машине с шашечками.
Таксиста Змей наградил щедро. Облегчил бумажник возле парадного и поспешил в тень лестничных клеток.
Возясь с замком, открывая дверь с буквой "Ц", он уловил подозрительные шумы у себя в квартире. Дырка вместо «глазка» отнюдь не способствовала звукоизоляции.
3. Изо всех сил
В дверь позвонили: «ДЗ-З-Ы...» И еще раз, требовательнее: «ДЗ-3-З-Ы-Ы!!!».
Звонок Коля не слышал. Когда звонок в прихожей трезвонил, он находился еще без сознания. А хозяин квартиры уже вне ее.
Николай возвращался в сознание медленно, осознавал себя поэтапно.
На первом этапе он просто понял спинным мозгом, что организм скорее жив, чем мертв.
На втором — мозгом головным — сообразил, что руки и ноги связаны.
И наконец на третьем, последнем этапе возвращения в чувство Коля Шмаков вспомнил все, что предшествовало серии жестоких ударов, отправивших его в забытье.
Он лажанулся. Он получил задание на устранение вместе с фотографией фигуранта позавчера. В четверг он получил заказное письмо с фоткой и бумажкой, на которой было написано: «Устранить не позднее понедельника». Вчера, в пятницу, он разыскал дом, где проживает фигурант, осмотрел внимательно близлежащие дворы, прикинул план акции, наметил пути отхода. Сегодня, в субботу, на восходе солнца, смотался к тайнику и вооружился. И все вроде бы сегодня шло отлично — и в подъезде у фигуранта ни души, и в «глазок» Коля пальнул не раньше и не позже, когда стеклышко потемнело, и грохот упавшего за дверью тела он слышал отчетливо, и гильзу подобрал, и вышел из подъезда без проблем, пошел через двор, оглянулся и... И увидел фигуранта! Живого-здорового! Идущего преспокойно с каким-то пакетиком в руках вдоль череды подъездов к своему крайнему!
«Олег Змеев, живет один», — было написано на обороте фотки, которую Коля собирался сжечь через минуту, прикуривая. «ЖИВЕТ ОДИН»! А оказалось, что нет! НЕТ! Кого-то другого устранил Коля в квартире ОДИНОКОГО фигуранта!
Чувство досады неведомо профессионалам экстракласса. Во всяком случае, не должно быть ведомо.
Николай сделал крюк по двору, вошел в крайнее парадное спустя буквально минуту, а может, и меньше, вслед за фигурантом и... И спустя еще секунд тридцать тот его вырубил капитально...
«Достойный попался противник», — подумал Коля, сосредотачиваясь, стараясь не обращать внимания на боль в паху, тяжесть в травмированной груди и неприятные ощущения от разбитого подбородка.
Шмаков собрал волю в кулак, поднатужился... сел... Перед глазами все закружилось. Николай стиснул зубы, пережил круговорот головокружения, проморгался.
«Я в квартире у фигуранта, — сообразил Шмаков. — А где же сам фигурант?.. На кухню вышел?..» Коля прислушался. Мешал и шум в ушах, и отзвук сердечных ритмов в висках, однако он понял, что вслушивается в тишину. Пусто в квартире. Если не брать в расчет покойника на кровати.
Николай лежал на спине. Он согнул ноги, дотянулся до коленей грудью и застонал от боли. Обождал, пока жгучая боль поутихнет малость, качнулся вперед, пытаясь сместить вес с задницы на стопы, сесть на корточки.
Получилось, но боль на сей раз в груди полыхнула так, что в глазах потемнело.
Коля замер, отдышался. В сердце будто иголка сидит, но с каждым осторожным вдохом-выдохом игла тупеет.
— Твою ма-а-ать... — прошептал Коля. Встал... На склеенных в лодыжках ногах, с обездвиженными за спиной руками.
