перехватила ее взгляд и быстро зашептала:
— Иди, иди! Посмотрю за ним. Как проснется, молока теплого дам.
Когда Варя с Вячеславом ушли, Олешиха принялась убирать со стола.
Едва она только управилась с чашками-ложками, в избу, сгорбившись и опираясь на палку, бочком, по стенке, протиснулась Даньчиха. Поставив палку в уголок, она несколько раз перекрестилась на иконы и тяжело опустилась на лавку.
— Скучно мне одной. Дай, думаю, загляну.
— Вот и хорошо, Евдокимовна! — обрадовалась ей Олешиха, которой не терпелось рассказать о госте. — Сиди, отдыхай, я тебя сейчас пивом угощу.
Она налила большую кружку, подала ее Даньчихе, села рядом с ней на лавку.
— Что-то не шибко удалось пиво-то. Ну да уж какое есть. Ты пей, я еще налью. А к моей Варваре жених приехал. Не встретила их? Гулять пошли. Такой ладный парень. Городской. Одет чисто. Рубашка шелковая. Сразу видно, добрый будет зять.
— Дай-то бог! — сказала Даньчиха. — Коли подходящий парень, выдавай дочь.
— И я так думаю. Вот только ребенка куда? Девка-то моя совсем сдурела, на себя его записала. Еще захочет ли жених-то! Правда, как к люльке подходил, сказал, что любит детей, а там кто его знает. Вячесом жениха-то зовут. Вежливый такой. Все «мамаша» да «мамаша». Я было с самогончиком к нему сунулась, так он — хоть бы каплю в рот взял. «Нет, — говорит, — мамаша, я вина не пью».
— Коли не врет — счастье твоей Варваре! Дай-то бог! — Даньчиха перекрестилась.
— И из себя красивый такой. Лицо узкое, нос прямой, глаза голубые, волосы рыжеватенькие.
— Да и Варя у вас тоже не убогая, — вставила Даньчиха. — Красивая девка, что и говорить.
— Одного боюсь, — пожаловалась Олешиха, — как бы не увез он Варю в город. «У меня, говорит, привычка такая — в городе жить». Ну да ничего, может, понравится ему у нас, тут оба и останутся. Он ведь тоже, слышь, на учителя кончил, вместе бы и работали. Отец бы им дом поставить помог. Вот только цыганенок…
— Ничего, Паладь, может, обойдется все. А цыганенка надо окрестить. Останется нехристем, себе беды наживет, да и на вас накличет.
— Я вот ужо, как Варя работать станет, съезжу в церковь, окрещу. Она и знать не будет. Шито-крыто все обойдется.
Вячеслав криво усмехнулся:
— Неудачная шутка!
— Я не шучу.
— Перестань, Варя! Мне нужно с тобой серьезно поговорить. И ты знаешь о чем. Я специально для этого сюда приехал, а ты вздумала шутки шутить…
— Костик действительно мой сын!
Вячеслав вскипел:
— Ты что же, меня за дурака считаешь? Месяц назад у тебя не было никакого сына, теперь вдруг — сын. Где же ты его взяла?
— Нашла под сосной.
— Под какой еще сосной?
— Во-он под той, видишь? Ее у нас Шапкой-сосной называют. Под ней и нашла.
Он пожал плечами:
— Ничего не понимаю!
— Ну, хорошо, я тебе все объясню.
Варя рассказала Вячеславу о том, как она подобрала Костика под Шапкой-сосной.
Лицо Вячеслава просветлело:
— Хвалю, Варя, хвалю. Ты совершила, так сказать, благородный поступок. Я бы сам не оставил ребенка под дождем. Ну ладно, бог с ним, с ребенком. Ведь я с тобой совсем о другом хотел поговорить. Знаешь, возвращайся, Варюша, обратно в город. С работой устроимся.
Он обнял девушку за плечи и притянул к себе.
Варя слегка отстранилась.
— А как же Костик? — спросила она.
Вячеслав разжал руки.
— При чем тут Костик?
— Как — причем?
Варя взяла комочек земли, бросила в воду. Маленькие легкие волны кругами быстро покатились друг за другом и исчезли.
— Уж не хочешь ли ты сказать, что решила оставить мальчишку у себя?
— Конечно! Я его уже и в сельсовете записала на свое имя.
Вячеслав присвистнул:
— Вот это да! Признаться, я не ожидал от тебя подобной глупости!
Наступило тягостное молчание.
— Ну, ничего, — сказал наконец Вячеслав. — Это беда поправимая. Возьмешь его с собой в город и там определишь в детский дом.
— Ни за что! — воскликнула Варя.
— Никто тебя за это не упрекнет, — как бы не расслышав, спокойно продолжал он. — Если бы был твой ребенок, тогда другое дело, а то чужой. Возьмут и слова не скажут.
— Костик мой сын и будет жить со мной, ясно тебе это или нет?
— Послушай, Варя, — теряя терпение, сказал Вячеслав. — Не валяй дурака! Все хорошо в меру, и благородные поступки тоже.
— Вот как? — насмешливо спросила Варя.
— Да, именно так, — с яростью ответил он.
Варя почувствовала, что сейчас у нее брызнут слезы. Изо всех сил сжав зубы, она отвернулась от Вячеслава.
— Уйди!
Должно быть, ему показалось, что он ослышался.
— Что?!
— Уйди! — повторила Варя.
— Так ты меня гонишь?
Варя повернула к нему мокрое от слез лицо:
— Убирайся отсюда!. — крикнула она. — И чтоб я больше тебя не видела!
— Хорошо, я уйду, — побледнев, сказал он. — Я уйду, но ты еще об этом пожалеешь!
Вячеслав повернулся и пошел прочь от берега. Шел он медленно, видимо, надеясь, что Варя окликнет его, попросит вернуться.
Но Варя молча смотрела ему вслед.
Он отошел уже порядочно, потом не выдержал и оглянулся. Стройная фигурка девушки в белом платье четко вырисовывалась на фоне реки.
— Счастливо оставаться со своим подкидышем! — крикнул Вячеслав и, уже не оглядываясь, быстро зашагал в обход деревни к Шапке-сосне.
Варя опустилась на землю, уткнула лицо в колени и, уже не сдерживаясь, заплакала.
Когда она вернулась домой, мать первым делом спросила:
— А где Вячес?
— Домой уехал. — Варя подошла к люльке.
Олешиха так и села.
— Как уехал?
— Очень просто.
— Поссорились, что ли?
— Нет, просто поговорили.
— Поговорили! — вскипела Олешиха. — Небось из-за этого? — кивнула она на люльку.
— Нет, нет, мама, — поспешно ответила Варя. — Костик здесь ни при чем! Просто я поняла, что Вячеслав — нестоящий человек.
Олешиха всплеснула руками.
— Нестоящий? Какого же тебе еще надо? Городской! Одет чисто! Вежливый! Вина не пьет! Из себя красивый!
— Перестань, мама! — Варя досадливо поморщилась.
— Дура ты, дура. Такого парня упустила.
— Не беда! — Варя вынула Костика из люльки и прижала его к груди. — Правда, Костик?
Олешиха посмотрела на них, в сердцах плюнула и вышла из избы, громко хлопнув дверью.
КРЕСТИНЫ
Дни шли за днями. Они несли с собой и радости, и огорчения. После внезапного отъезда Вячеслава Олешиха все чаще приговаривала: «Останешься ты, Варвара, в девках. Кто Тебя с ним замуж возьмет? Всю жизнь промучаешься с чужим ребенком».
Варя работала в две смены. Утром уходила, в школу чуть свет, в обед прибежит, покормит Костика,