Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Но зачем этот, с позволения сказать, мужчина треплет языком, рассказывая всякому встречному-поперечному, кто есть кто в их иерархии Горцев? Не плюнуть ли на пакт о ненападении и не начистить ли ему рыло? Что-то даже кулаки зачесались…
– О чем задумался, старик? – спросил Володя, безмятежно приступая к пицце.
– О бабах в мужском обличье. Что именно он рассказывал?
– Что вы двое последние могикане на нашей грешной земле. Когда случится Страшный суд, спасетесь только вы двое и те, кого вы сможете зажать у себя в подмышках.
У Михаила отвисла челюсть.
– Погоди, погоди… Что он сказал?
Володя рассмеялся:
– Да ты не парься! Он был пьян в этот момент, как мой сосед перед смертью, царствие ему небесное.
Миша цокнул языком.
– Ты циник, Вов.
– Жизнь заставила.
– Какая она сука.
– Кто?
– Жизнь, жизнь. Ты кушай, не отвлекайся.
– А-а, пасиб.
Володя был вполне добродушным и безвредным парнем, которому чертовски не везло с личной жизнью. Точнее, она у него была довольно бурная, но какая-то… безрезультатная, что ли. Ни одна из его пассий не собиралась с ним надолго задерживаться, а до постели вообще доходила лишь каждая третья. Словом, ни туда ни сюда.
– Тебя опять бросили, – как бы между делом сказал Михаил, попивая кофе.
Володя замер. Кусок ароматной пиццы с ветчиной и грибами застыл на половине пути к распахнутой челюсти.
– Ты пытаешься убедить себя, что ничего нового в этом смысле не произошло, – продолжал Миша, – но на самом деле ты потрясен. «Сколько ж можно от меня бегать? Что со мной не так?» Об этом ты думаешь, старик?
Володя положил пиццу на тарелку, вытер руки о салфетку.
– Ладно, друг, убедил. Старая жопа Саакян был прав.
Миша улыбнулся. Прочесть мысли бесхитростного Володьки Капустина (как он с таким интеллектуальным багажом преподает русскую литературу?) не требовало приложения серьезных усилий.
– Ты у всех можешь так в башке ковыряться?
Михаил придвинулся к нему поближе.
– Тебе скажу: в принципе да, плюс-минус нюансы. И если ты проявишь себя как еще одна баба в штанах и с яйцами и растрезвонишь об этом по всему университету, я нашлю на тебя пожизненную мигрень.
– Да ну?
– Как два пальца…
Володя с восхищением покачал головой:
– Ну ты, блин… Чумак хренов!
– Не надо ассоциаций, я тебя умоляю.
Володя тихонько поаплодировал.
– Да, в самом деле очень убедительно. И у меня к тебе сразу два предложения.
– Слушаю.
– Первое: взамен моего молчания про твои способности я получаю твое молчание относительно моих успехов на личном фронте. Точнее, неуспехов.
– А типа никто не в курсе.
– Нет, старик, одно дело – сочинять байки и шушукаться в курилках, и другое – забраться ко мне сюда. – Володя постучал пальцем по виску. – Мы договорились?
– Конечно, ты мог бы и не просить. Я в этом смысле как врач-психотерапевт, никогда ни с кем чужие тайны не обсуждаю. Второе предложение?
Володя все-таки сначала засунул в рот пиццу и отпустил себе немного времени на удовольствие. Прожевав, он заговорщически подмигнул.
– Могу свести с ребятами из «Ясновидящего».
– Из чего?
– Реалити-шоу такое на «Неон-ТВ» идет. Не смотрел разве?
– Я не смотрю телевизор.
– Совсем?
Миша кивнул.
– С ума сойти… Ладно, не важно. Ты не хочешь себя попробовать в этом деле?
– Зачем?
– Мне кажется, у тебя есть все шансы победить.
– А зачем?
Володя с шумом опустил руки на стол.
– Заладил как попка! Что – зачем?
– Зачем побеждать в этом реалити-шоу?
– А зачем люди вообще побеждают?! – Володя начал кипятиться. Как человек эмоциональный и увлекающийся, он всегда быстро закипал и в такие минуты был очень забавен, словно щупленький сержантик-дед, которого не слушаются новобранцы. Пожалуй, его стоило жалеть. – Слушай, друг, – сказал Вова, – у тебя честолюбие атрофировано начисто, как у сантехника Афони, или ты просто набиваешь себе цену?
Михаил улыбался.
– Чего ты прешься, чудик? Ты всю жизнь собираешься сидеть в этом вузе и дышать Саакяну в анус?
– Фу, блин, Вован!
– Что – Вован? Ты слушай, слушай, что тебе искренний друг говорит. Тебе такого больше никто не скажет, даже твоя Ленка Хохлова, две пятерки ей в зачетку… Ты не имеешь права отсиживаться в своей раковине, старик. Думаешь, Господь Бог направо и налево раскидывает такую благодать? Ни фига подобного!
Володя разделался с пиццей и перешел к кофе.
– Может, ты не знаешь, но я всю жизнь мечтал быть писателем. Я строчки в альбомах для рисования авторучкой выводил уже в двухлетнем возрасте, я читал в школе как проклятый все подряд – что задавали, чего не задавали и что удавалось достать за сданную макулатуру. Знаешь, скока мне лет?
– Знаю.
– Так вот, мне почти сорок, и все, что я сейчас умею, – это копаться в чужих книгах, чужих мыслях и чувствах. Я, наверное, хорошо копаюсь, грамотно, но я сам ничего путного не могу написать. Я пробовал много лет, прежде чем понял, что я – футбольный тренер, не способный пробить пенальти. Я отдал бы все, что у меня сейчас есть – а у меня, старик, ни хрена нет, кроме болеющей матери, собаки и долгов, – чтобы хоть одна обложка с моим именем мелькнула на прилавках книжных магазинов, но я ничего не могу написать…
– Володь…
– Заткнись и слушай, что тебе говорят. Тебе Бог дал чуть больше, чем остальным смертным. Он не просто так раздает такие подарки, он ждет ответной реакции, он ждет результатов. Это как с большим рабочим дрыном: ты можешь до старости, укрываясь в туалете, мастурбировать на фотографию Ксении Собчак, но не лучше ли таким прибором осчастливить какую-нибудь ивановскую ткачиху? Она ж тебя, эта ткачиха, на руках носить будет, дурень!
Володя умолк. В глазах прыгали чертики.
– А говоришь, что ничего написать не можешь, – произнес Миша, – с таким-то образным языком. Трепач.
– Я делаю то, чем меня наделила природа. А ты должен заниматься своим делом. Пойдешь на шоу – попробуешь свои силы в серьезном деле, может, поможешь кому-нибудь. А потом у тебя будет имя… И от своего предназначения тебе уже точно не укрыться. Ну, Собчак или ивановская ткачиха – что выбираешь?
Миша отодвинул поднос с пустыми тарелками, хлебнул немного кофе.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
