гроза, и на затянутом тучами небе уже вспыхивали далёкие молнии. Меня это нисколько не беспокоило — на самом деле, я скорее наслаждался дикой поездкой по незнакомым тёмным дорогам под аккомпанемент небесного огня и оглушительных раскатов грома. Меня это нисколько не беспокоило, но для марсианина это, должно быть, был сущий ад!
Любое электрическое возмущение на достаточно близком расстоянии приводило в возбуждение нервную систему марсианина. Насколько я понимаю, на Марсе редко бывают электрические бури. Машина Уимсхёрста остановила его, и даже работа двигателя, должно быть, доставлял ему неприятные ощущения, но теперь атмосфера была насыщена электричеством и с каждой секундой насыщала им его. Он, должно быть, был полностью парализован ещё до того, как прошла половина поездки. Позже Харви сказал мне, что именно устройство, расположенное внутри его кристаллической оболочки, позволяло ему функционировать как идеальный громоотвод. После того, как Харви пережил один сильный разряд во время сильного шторма, у него вошло в привычку как можно эффективнее заземлять марсианина при малейшей угрозе шторма. Конечно, я этого не знал.
Как бы то ни было, марсианин высасывал из воздуха высоковольтный газ — его было предостаточно, потому что мы проезжали прямо через центр шторма — и накапливал его в себе и машине. Я никогда раньше не осознавал изолирующей способности автомобильных шин. Мы мчались довольно быстро, и дороги по большей части были ровными, так что корпус автомобиля от земли было достаточно высоко — по крайней мере, некоторое время. А разность потенциалов между нами и воздухом была слишком мала для какой-либо существенной утечки. Сама по себе гроза была кратковременной, и луна уже начала проглядывать сквозь тучи, когда я свернул на последний отрезок нашего путешествия — пять миль, железнодорожный переезд, ещё пять миль, и мы были бы на месте.
На подъём, ведущий к переезду, мы въехали на хорошей скорости. Он не был ни новым, ни ровным, и мы подскочили на нём с такой силой, что при приземлении рессоры просели, и задняя часть кузова оказалась примерно в пяти дюймах от рельсов. Пяти дюймов было достаточно!
Должно быть, всё это произошло за долю секунды, но я почувствовал всё до мельчайших подробностей! Сначала последовала яркая вспышка синего электрического огня и треск разряда! За этим последовал глухой хлопок, когда взорвался бензобак! Марсианин рядом со мной начал полыхать ослепительным белым сиянием, которое всё усиливалось и усиливалось, достигая ослепительного пика, а затем погасло, сопровождаясь треском бьющегося стекла! Машина съехала в кювет, как борзая зарылась носом в ил и мягкую, влажную глину берега, перевернулась, и мы с марсианином пролетели дальше через лобовое стекло! Я упал в грязь — грязно, но безопасно. Он приземлился с таким грохотом, что его цилиндр разлетелся вдребезги, и он оказался полностью беззащитным перед непривычными, недружелюбными условиями планеты Земля. Я подхватил его и понёс по болоту и ручьям, слепо продираясь сквозь низкорослый лесок, затем помчался по открытой местности к неизвестной цели.
Мои руки не уставали под тяжестью марсианина, и я не чувствовал хлеставших нас веток, за исключением тех случаев, когда они хлестали меня по лицу. По сути, я был мёртв, одержим от шеи и ниже. И всё же мозг и разум были живы, наблюдая за этим безумным забегом по пересечённой местности, и, клянусь всеми богами, они наслаждались им! Возможно, если бы я думал о том, что придёт время, когда я должен буду вновь действовать по своей воле и обрести контроль над своими ощущениями, я бы не испытывал такого ликования, но волнение, захлестнувшее меня, было выше всяких разумных пределов. Мы мчались в неизменном темпе, пересекая ферму за фермой, и я сомневаюсь, что кто-либо из людей способен был испытать что-нибудь подобное этому!
Наконец мы вырвались из болота, промчались по покосу, перемахнули через низкий забор и оказались у того, что показалось мне небольшим холмиком сырой земли. В своей новой роли я беспристрастно наблюдал, как мои руки привязывают марсианина к спине моими лучшими подтяжками, затем погружаются в землю на склоне холма и начинают скрести и рыть её, как собака, идущая по следу крота. Очевидно, в этом холме было что-то, что мы — я — хотели найти, и что нужно было найти срочно. Я лениво наблюдал за собой, с нетерпением ожидая результатов своих бурных поисков, а голова марсианина с нетерпением выглядывала из-за моего плеча.
Слой почвы был тонким, фута четыре или меньше в глубину, а под ним лежала огромная глыба какого-то обожжённого металла. Теперь я знал. Это был космический корабль марсианина, спрятанный на некотором расстоянии от фермы, где Харви наткнулся на него. Вместо того чтобы неторопливо следовать по извилистой дороге, мы пересекли Канзас и оказались прямо на этом свеженасыпанном холме, из-под которого что-то взывало, взывало через мили пространства к марсианину. От цирка расстояние было слишком велико, чтобы расслышать его, но по мере того, как мы приближались к нему сквозь ночь, голос того, что скрывалось там, звучал всё сильнее, нарастал, пока не проник в мозг этого человека с планеты Марс и не призвал его и меня к себе.
Земля скрывала узкий люк в борту корабля. Когда отвалился последний заросший сорняками ком, я, точно зная его механизм, крутанул рукоятки, отвинчивая и отодвигая его в сторону. Я забрался в образовавшуюся щель, низко пригнувшись, прополз на четвереньках сквозь кромешную тьму ко второму скользящему люку, который закрылся за нами, и дальше в открытое пространство, где я мог выпрямиться и нащупать на стене какую-нибудь кнопку или выключатель, а затем повернуть его. Вспыхнул яркий свет. Мы были внутри марсианского космического корабля!
Как я ни старался, я так и не смог вспомнить ни одной детали из нагромождения приборов, которое меня окружало. Возможно, на мою память была наложена печать забвения, прежде чем марсианин покинул меня. У меня осталось только впечатление, что я нахожусь внутри огромного эмалированного шара, а в нём — масса бесшумных механизмов — огромные шины, идущие к лучевым трубкам, размеры которых превосходят мои самые смелые мечты, циферблат за циферблатом и клавишная панель за клавишной панелью, могучие механизмы движения и разрушения, а в центре — круглый экран из матового стекла, усеянный кнопками и рычажками — что-то вроде пульта управления. Но у дальней стены стоял огромный резервуар из голубоватого хрусталя, наполовину заполненный молочно-белой жидкостью. Я бросился к нему, руки с лихорадочной поспешностью сорвали герметичные крышки, и марсианин встревоженно склонился над моим плечом.
Наполовину погрузившись в жидкость, с крошечными синими губками и
