Питер Шуйлер Миллер
Человек с Марса
© P. Schuyler Miller — «The Man From Mars», 1931
Конечно, цирк — не самое разумное место для поиска марсианина, особенно такое маленькое шоу с одним слоном, как «Музей искусств, чудес и талантов профессора фон Темпски». И всё же на поле сернисто-жёлтого цвета огромными багровыми буквами было написано: «ЧЕЛОВЕК С МАРСА (пятьдесят центов)». Движимый обычным любопытством, я остановился, чтобы взглянуть ещё раз. Марсианин имеет репутацию довольно редкого зрелища, по крайней мере, в Канзасе.
Шоу проходило на ярмарочной территории к югу от городской черты — один потрёпанный шатёр, небольшой зверинец, двойная вереница потрёпанных погодой фургонов и аттракционов и, чудо из чудес, дворец «ЧЕЛОВЕКА С МАРСА». Я, например, никогда не видел ничего подобного в цирке такого или любого другого размер. Во-первых, он поражал воображение.
Он был более основательным, чем другие аттракционы на трассе, а также более крупным — построен с достаточной прочностью на чём-то вроде пола на колёсах или шасси — буквально роскошным по сравнению со своими безвкусными соседями. Стиль был модернистским — даже футуристическим — и красочным, каким и должен быть такой аттракцион, но окрашенным со вкусом и благоразумием в мягкие, хорошо сочетающиеся тона, которые создавали эффект, не похожий ни на что земное, что я знал.
Над дверью висела картина с изображением Марса, поразительно выполненная с научной точки зрения, на которой серо-зелёный цвет Большого Сырта переходил в розовато-лососёвую окраску огромного диска, а южная ледяная шапка слабо поблёскивала на вершине. По всему его лику проходили тонкие линии — «каналы» Скиапарелли, «каналы» Лоуэлла — больше, чем я видел на любой опубликованной схеме. Привлечённый его несоответствием окружающей обстановке, я шагнул ближе, но был грубо возвращён к реальности хриплым тявканьем зазывалы.
— Это, безусловно, самое потрясающее зрелище, известное человечеству! Не имеющее себе равных в современной науке! Дамы и господа — живой, дышащий, говорящий человек с планеты Марс! Выходец из другого мира! Изгнанный принц другой расы, затерянный в бескрайнем море космоса, привлечённый таинственными силами в наш маленький мирок и убеждённый развлекать разумных граждан этого великого государства и нации примерами из жизни и чудесами другого мира! Дамы и господа, это событие, которое никто не должен пропустить — зрелище столетия, не имеющее себе равных в истории могущественной Вселенной, и всё это за небольшую плату в пятьдесят центов, четыре монеты, половину доллара! Приходите по одному, приходите все! Это выдающееся зрелище начнётся всего через десять минут! Осталось всего десять минут до начала грандиозного представления, леди и джентльмены, и помните — всего пятьдесят центов, половина доллара! Прямо сюда, на грандиозное представление!
За стойкой зазывалы и билетной кассой находился большой брезентовый навес, на котором были написаны имена, «известные в мире науки», как гласила рекламная надпись, подчёркивающая величие и научную ценность «человека с Марса». Большинство из них были буквально увешаны научными степенями, по крайней мере, пятьдесят процентов которых не имели отношения к земному образованию. Возможно, они были из марсианских университетов. Я заметил немало таких, которые украшали последние страницы дешёвых журналов — рекламировали шарлатанские лекарства, приворотные зелья и тому подобное. Но внизу, в нижнем углу, словно съёжившись под массой надписей «мудрость» над ним, стояло имя, которое заставило меня резко вздрогнуть — Харви Хендерсон, бакалавр наук. Я выложил свои четыре монеты, схватил билет и протиснулся сквозь толпу зевак-фермеров в палатку.
Народу там было немного — около дюжины самых серьёзных или самых глупых — и я мог свободно оглядеться по сторонам. Внутреннее убранство заведения ни в коей мере не противоречило внешнему виду.
Здесь тоже всё было ярким, но спокойным, витиеватым, но разумным, и здесь налёт научного авторитета был ещё более очевиден.
Было множество замечательных картин с изображением планет, в том числе и нашей собственной, диапозитивы со странными, чудовищными машинами, тускло подсвеченными сзади, надписи неизвестным шрифтом — и повсюду игра оттенков и насыщенных красок, растушёванных и смешанных, что делало это место достойным галереи современного искусства. Шатёр был овальный, и посередине его был натянут плотный занавес, перед которым были установлены грубые дощатые сиденья. Толпа всё ещё заполняла зал и с умным видом разглядывала декорации, и мне удалось занять довольно удобное место прямо перед низкой сценой.
Постепенно зал заполнился, и теперь было заметно, что за занавесом происходит какое-то лёгкое шевеление. Долго ждать не пришлось. Скоро кто-то или что-то должно было выйти из-за занавеса и предстать перед зрителями в качестве человека с Марса. Имя Харви Хендерсона убедило меня в этом. Через несколько минут а то и секунд я увижу его — «зрелище столетия» — человека с Марса.
Огни ослабели и погасли. Шёпот в зале стих. Теперь за занавесом играла тихая музыка — нежная и насыщенная обертонами, похожая на терменвокс, который я однажды слышал — музыка электронов. И вот занавес разделился и мягко раздвинулся в стороны.
В центре сцены на возвышении стояло большое позолоченное кресло. Над ним висела сфера голубого света, рядом с ней стоял стол со стеклянными и металлическими приборами странной формы — катодными лампами, шарами Теслы и тому подобным, многие из которых были мне незнакомы. А на самом троне, сгорбившись в его позолоченных глубинах, сидел человек с Марса.
При виде него меня охватило что-то вроде острого разочарования — сожаление, вызванное, я полагаю, фантазиями научной фантастики, странными рассказами о правителях-монстрах. Потому что этот марсианин был таким осязаемым, таким трогательно человечным. Он был так похож на того, кого предсказывала логика и презирало воображение, на марсианина из масс, созданного для простых людей: худощавое тело с огромной грудью, обтянутое тускло-красными одеждами, тонкие ноги и руки с костлявыми выступающими суставами, большие изящные кисти и маленькие ступни, огромная голова. Но при беглом взгляде на него эта великолепная голова привлекла всеобщее внимание. Она была в полтора раза больше наших собственных, гладкий розовый купол возвышался над выпуклым лбом и крошечным морщинистым личиком. Уши были большими и оттопыренными. Лицо и кожа головы были безволосыми, а морщины походили на овраги выветренной дюны. Под слегка крючковатым носом были сжаты маленькие полные губы, а над ними, глубоко запавшие под массивными безволосыми бровями, располагались глаза!
Эти глаза! Я никогда не забуду то первое впечатление от двух заточённых душ, смотрящих с застывшей маски, с лица давно умершего человека. Контраст
