пнул.
Несколько офицеров подхватили Скитальца под руки и куда-то потащили. Он поймал себя на том, что с радостным предвкушением думает о надежной камере. Пусть там будет холодно и жестко, зато можно уснуть и хотя бы на несколько часов забыть, кто он такой.
Но даже эта скромная надежда рухнула, поскольку город затрясся, разваливаясь на куски.
3
Город вибрировал, здания устрашающе качались. Металлическая улица под ногами Скитальца пошла трещинами. Он запаниковал, однако конвоиры спокойно перешагнули через разломы и затащили его в одно из строений.
Город трясся, распадаясь. Но… он не превращался в руины, а разделялся на составляющие. Рассыпался на сотни фрагментов: каждый – со своими двигателями и с одним зданием, каждый – отдельный корабль.
Скиталец уже видел, как летоциклы стыкуются с платформой, добавляя свою тягу к общегородской. Теперь же пришло неприятное осознание, что все элементы конструкции действуют по сходному принципу. Это, в сущности, и не город, а сотни собранных воедино кораблей.
Большинство имели скромные размеры – этакие летающие домики на одну семью. Многие были даже меньше и напоминали буксиры, с просторной палубой и кабиной на ней. Некоторые – больше: крупные здания, в которых могли бы размещаться залы собраний или склады. Каждое строение окаймлено широкой и ровной палубой, при стыковке становящейся частью улицы. Когда корабли разлетались, по краям палуб поднимались леера, а стены частично раздвигались, открывая ветровые стекла и кабины управления.
У Скитальца сложилось впечатление, что город не задумывался как целое, которое можно делить, а собрался из отдельных машин, которые могли соединяться друг с другом. Этим объяснялся его крайне эклектичный облик. По сути, это был караван, способный временно перестроиться в целостный конгломерат ради общего удобства или безопасности. Поразительно, что подобная система работала столь слаженно.
Многие корабли разлетелись, следуя указаниям, смысл которых Скитальцу был недоступен, и занялись какими-то делами в отдалении. Прищурившись, он разглядел, что некоторые разбрасывают что-то по земле.
«Семена, – сообразил он. – Они сеют семена».
Кусочек чуднóй мозаики встал на место. Инвестированное излучение солнца обеспечивает стремительное развитие растений – те созревают в считаные минуты, поглощая заряженный предутренний свет. Скиталец уже убедился, что перекачать эту энергию в себя ему не удастся, однако происходящее с растениями ясно намекало, что способ воспользоваться ею существует, пусть даже недоступный ему лично.
Так или иначе, местное население снимает урожай ежедневно. По-видимому, поля засевают, а несколькими часами позже убирают, перед тем как устремиться в спасительную темноту. Хватает ли для этого света колец, или нужно дожидаться приближения солнца, рискуя угодить под его смертоносные лучи?
Любопытство пришлось утихомиривать дубинкой.
«Циник из тебя никудышный», – отметил про себя Скиталец.
Корабль, на котором он находился, вслед за сеятелями не полетел. Он присоединился к группе судов, спустившихся на землю. Некоторые несли на себе здания в два-три этажа – самые высокие, что довелось здесь увидеть. Они сели, образовав на раскисшей равнине большой круг. Машина Скитальца приземлилась рядом с помпезным судном, имевшим впереди несколько ярусов балконов.
На один из балконов вышел Огнеглазый и уселся в кресло. Корабли поменьше громоздились друг на друга, образуя конструкции в четыре-пять ярусов, а Скиталец изучал круг в центре. Он с тоской опознал это сооружение. Перед ним была арена. Пока земледельцы трудились, привилегированные члены общества собирались на носах своих судов, чтобы насладиться каким-то зрелищем.
Скиталец застонал, когда конвоиры застегнули у него на предплечьях золотые наручи – такие же, как у людей-очагов. Едва закончив с этим, его выволокли на переднюю палубу. Он попытался сопротивляться, инстинктивно замахнулся на одного из охранников, но тело тут же заклинило. Скитальца беспрепятственно сбросили с двенадцатифутовой высоты на промокшую, дурно пахнущую землю.
Отфыркиваясь от мерзкой жижи, он подумал, что это не первая арена в его жизни, но, несомненно, самая грязная.
Неподалеку опустились несколько кораблей покрупнее, больше похожих на транспортные контейнеры. Открылись двери, и чиновники в белых плащах вытолкнули наружу десятка три людей в истрепанной одежде, загоняя их в круг. Скиталец со вздохом поднялся на ноги, пытаясь не обращать внимания на исходящую от грязи вонь. Если вспомнить, через что ему пришлось пройти за последние недели, напрашивается предположение, что грязь пытается ответить ему взаимностью.
Пленники не походили на прирожденных бойцов. Выглядели бедняги такими же ободранными и измотанными, каким он сам себя ощущал. Едва переставляя ноги, они побрели по вязкой слякоти.
Никакого оружия им не дали. Значит, заключил Скиталец, арена эта не гладиаторская. Их согнали сюда не на бой… но, возможно, на смерть. И верно: открылась еще одна дверь, оттуда вышли трое людей-очагов; вот у них-то оружие имелось.
Впритирку над головами пролетел корабль, обдав всех жаром двигателей, и с него в грязь с чавканьем плюхнулось несколько больших металлических ящиков. Препятствия разного размера.
Люди-очаги побежали к пленникам. Толпа одобрительно заулюлюкала. Безоружные в панике кинулись врассыпную, как свиньи от белоспинника.
Прелестно!
Скиталец рванул прочь. Он увязал в грязи всего лишь по щиколотку, однако она оказалась предательски скользкой, а еще засасывала с неожиданной силой. Оскальзываясь, он подобрался к одному из ящиков покрупнее – добрых восьми футов высотой – и вскарабкался на него, подтянувшись на пальцах.
Скиталец прикинул: если он зарекомендует себя как самого трудноуловимого из присутствующих, люди-очаги сначала поохотятся на добычу попроще. Тогда, быть может, он успеет придумать способ выпутаться из этой ситуации, шквал бы ее побрал. Но стоило вскарабкаться на ящик, как рядом появилась пара рук в черных перчатках, а следом и вся их обладательница. Горящий уголь вместо сердца, светло-зеленые глаза, устремленные на Скитальца, оскаленные зубы. Короткие черные волосы с проседью, на левой щеке – черная прожилка со светящейся линией посередине.
Двое других людей-очагов были вооружены кнутами, эта же сжимала в руке длинное жуткое мачете.
Преисподняя! И зачем он ей сдался?
Скиталец взглянул вверх, туда, где восседал на троне Огнеглазый, с интересом наблюдая за происходящим.
Как думаешь, спрашивает рыцарь у своего верного оруженосца, не хочет ли он посмотреть, на что ты способен?
– Нет, – шепнул Скиталец, отступая. – Помнишь, как он разозлился? Остальные проявили ко мне своего рода почтение из-за того, что я спасся от солнца, а он пришел в бешенство.
Это не испытание. Огнеглазый желает, чтобы Скитальца убили у всех на глазах. Чтобы каждый увидел унижение и поражение чужака.
Женщина-очаг занесла оружие, наступая, и Скитальцу только и оставалось, что развернуться и перепрыгнуть с большого ящика на другой, поменьше. Оттуда он намеренно скатился в грязь и сделал вид, что лихорадочно шарит в
