сам я был не вооружен.
Но из этого плана ничего не вышло — на подходе к фюреру у моих адъютантов сначала отобрали оружие, а уже потом у меня отобрали и адъютантов, их дальше не пустила охрана. Так что к Гитлеру мне предстояло прибыть одному и без оружия.
Ну и ладно. Удушу гадину голыми руками.
Гиммлер и рейхсляйтер Роберт Лей на фоне замка Вевельсбург, 1937 г.
Рейхсканцелярия, 1943 г.
Берлин, Рейхсканцелярия, 1 мая 1943 07:29
Гитлер принял меня в большом зале, отделанном лепниной, изображавшей растительный орнамент. А еще зал был заставлен дорогой, местами золоченой, мебелью.
А вот никакой нацистской символики тут не было. Зал выглядел как просто дворцовая комната в каком-нибудь Эрмитаже.
Тяжелые шторы были плотно задернуты, видимо, их так и не открыли после ночной светомаскировки. Горели электрические напольные светильники, стилизованные под факелы. На висевших на стене часах была половина восьмого утра.
Удивительно, но на самом Гитлере никакой нацистской символики тоже не было, даже орла на рукаве, с которым его обычно показывают в фильмах. Фюрер был в обычном сером костюме и напоминал ничем не примечательного клерка. Лицо у него было длинным, спокойным и умным — ничего похожего на того истеричного крикуна, которого обычно показывают в кино и книжках. И даже знаменитые усики с челкой в глаза не бросались, Гитлеру они вполне себе шли, они смотрелись на его роже гармонично.
Гитлер сидел на диване и беседовал с толстым высоким человеком, одетым в коричневый мундир. Мундир явно гражданский, не эсесовский, а сам толстяк почтительно стоял рядом с фюрером. Фюрер держал в руках какую-то бумагу, которую он живо и обсуждал с толстым чиновником.
Но когда я вошёл — оба нациста тут же замолкли и покосились на меня. Опасливо покосились, даже Гитлер.
Вот такого я, честно, не ожидал. Похоже, что Гиммлера боится даже сам фюрер. А еще я понял, что меня не только боятся, но и считают долбанутым. Так обычно смотрят одноклассники, когда в класс входит затравленный неудачник с последней парты.
В общем ясно. Гиммлера в Рейхе опасаются, но совсем не уважают. И уж точно Гитлер не считает меня своим другом. Ну и славно. Не хватало еще иметь в друзьях Гитлера.
Я замешкался на секунду, потом выбросил руку в нацистском салюте. «Хайль Гитлер» я орать не стал, а смысл орать это, когда Гитлер прямо перед тобой?
Толстяк подал мне руку для пожатия, как будто брезгливо.
— Здравствуйте, мой дорогой Генрих.
Ага. Подает руку самому Гиммлеру — значит, какая-то важная шишка. А вот Гитлер мне руки не подал, даже насупился. Я чем-то обидел фюрера? Ну и плевать.
Я пожал руку толстяку:
— Приветствую.
Толстяк говорил на идеальном берлинском немецком, вот этот явно интеллигент. В отличие от Гиммлера, ибо мой немецкий так и остался простонародным.
Гитлер тем временем вернул толстяку бумагу, которую держал в руках.
— Оставьте нас, Мартин, — распорядился Гитлер.
Мартин? Это Борман что ли? В принципе похож. Кроме того, кто еще будет ошиваться рядом с Гитлером, как не Борман? Борман был вторым человеком в Рейхе после фюрера, это даже я знал.
Толстяк поклонился фюреру, бросил на меня насмешливый взгляд и вышел. А мы с Гитлером остались одни.
Вот он — момент вершения истории! Но сказать проще, чем сделать. Я честно говоря растерялся, мужество оставило меня, наступило странное оцепенение.
Ну а что вы от меня хотите? Я сантехник, а не головорез. Я никогда не убивал людей, всё больше менял резиновые прокладки в сливных бачках. Да и легко сказать: убей Гитлера. Гитлера, как символ абсолютного зла, убить легко. А поди убей живого человека, вот этого обычного мужика в костюмчике, когда он сидит перед тобой.
Фюрер тем временем поднялся с диванчика, прошелся по залу.
— Генрих, партайгеноссе, объясни мне, что с тобой происходит?
Вот это хороший вопрос от Гитлера.
— А что со мной происходит, мой фюрер?
Гитлер печально уставился на меня. Как школьный учитель на нерадивого ученика, который расстроил его, получив плохую оценку.
Он ждал ответа, но я понятия не имел, что отвечать. Так что решил сменить тему.
— Мой фюрер, разумно ли вам находится в рейхсканцелярии? А что, если налетят русские или англичане?
Гитлер помрачнел еще больше.
— Я готов рисковать ради германского народа, Генрих. Затем я и прибыл в Берлин. Народ должен видеть своего фюрера, хотя бы несколько раз в год! Видеть вживую, а не в кинохронике! Слышать мой голос и ощущать мою любовь. Ибо народ, оторванный от фюрера — ничто. Есть Гитлер — есть Германия. Нет Гитлера — нет Германии! Так что я не могу сидеть целый год в моем Волчьем Логове. Ты никогда не понимал этого, Генрих. Ты никогда не был по-настоящему единым с нашей нацией, ты всегда воротил нос и от народа, и от товарищей по партии. И даже от своего фюрера! Национал-социалистические доктрины были восприняты тобой не в полной мере!
А вот теперь я узнал «старого доброго» Гитлера, того, которого видел на фотографиях и в фильмах. Фюрер за одну секунду преобразился, взорвался, как граната. Теперь он уже не был похож на клерка, а был скорее актером, блистающим на сцене. В его голосе появились истеричные нотки, но эта истерика была тщательно просчитанной. Ни одной лишней интонации, ни одного лишнего движения. Гитлер завораживал. От него невозможно было отвести взгляда, как невозможно отвести взгляд от макаки с гранатой. Ясно, что он поехавший полностью, но неясно, что этот поехавший отчебучит в следующую секунду.
Смысл выражения «бесноватый фюрер» теперь полностью мне раскрылся.
— Что ты творишь, Генрих? — продолжал рвать и метать Гитлер, — Чем ты занимаешься? Я едва могу поверить в те дикие вещи, которые мне докладывают. Магия! Оккультизм! Черные ритуалы! В своем ли ты уме, мой дорогой Генрих? А что будет, когда о твоих развлечениях узнают наши враги? А когда узнают наши друзья? Наш национал-социализм есть по сути учение глубоко христианское и рациональное, научное, я не потерплю твоих глупых чудачеств!
Гитлер замолчал и принялся картинно буравить меня взглядом. Он явно ждал ответа. И что бы ему ответил на это настоящий Гиммлер? Я понятия не имел. Или тут надо просто стыдливо потупить глазки? Тоже не знаю. Я же сантехник, я привык работать с металлом, резиной
