документы никто не проверил, ни у меня, ни у моих адъютантов.
Судя по всему, меня знает в лицо каждая собака во всем Рейхе. Хорошо, что я не сбежал, теперь эта идея уже казалась мне совсем идиотской. С лицом Гиммлера долго не побегаешь.
Я почему-то думал, что Гитлер будет сидеть в бункере, но меня проводили наверх — на третий этаж.
К этому моменту нервы у меня уже совсем сдали. Я весь вспотел, покрылся испариной, меня трясло. И если вы меня за это осуждаете, то могу вам только позавидовать, вам же никогда не приходилось убивать Гитлеров.
А еще мне мучительно захотелось в туалет. Как будет по-немецки туалет? Я не знал этого, но к счастью, туалет мне по пути попался — я увидел, как оттуда как раз выходит какой-то чиновник.
Я решительно направился к обиталищу фаянсовых друзей.
— Mein Herr, der Führer wartet auf Sie! — напомнил мне перепуганный адъютант.
Ну и ладно. Пусть фюрер подождет, пока я отолью. Никуда не денется, подонок.
Адъютанты со мной в туалет, к счастью, не пошли. А выходивший из уборной чиновник, увидев меня, отошел в сторону, почтительно склонил голову и вскинул правую руку.
Я уже убедился, что меня тут не только знают, но и боятся, причем все. От охранника и до любого министра. Может меня и Гитлер испугается? Но это вряд ли, это уже глупости.
В туалете было несколько кабинок, вот тут царила истинно немецкая чистота. Как сантехник я просто не мог не оценить. Разве что краны были какой-то странной конструкции, но все работало превосходно.
Я облегчился, потом вымыл руки, сполоснул ледяной водой лицо. Глянул на себя в зеркало, стряхнул пылинки с мундира. От последнего движения я испытал какое-то странное удовольствие. Видно, Гиммлер любил любоваться собой в зеркале и чистить перышки, и сейчас мой организм вспомнил то наслаждение, которое получал рейхсфюрер.
От этого вторжения привычек Гиммлера в мое сознание мне в очередной раз стало мерзко.
А двери туалета тем временем открылись — вошел какой-то благообразный старичок, в сером костюме, жилетке и очочках.
Странно, но этот старичок не стал исполнять нацистский салют, просто кивнул мне и подошёл ближе.
Я уставился на него и выдал мое фирменное:
— Ja?
— Schau her, Heinrich, — произнес старичок.
Чего? Он вот так просто назвал меня Генрихом? Это мой отец что ли? Отчасти похож, по крайней мере круглые очки у него такие же, как у меня. Вот только очки по наследству не передаются, а черты лица у деда совсем не похожи на Гиммлеровские. Да и что отцу Гиммлера делать в рейхсканцелярии?
Старичок тем временем достал из внутреннего кармана пиджака какой-то амулет — серебряный крест в круге на цепочке.
Он что-то произнес — ясно и четко, но явно не по-немецки, а не каком-то совсем непонятном языке.
— γνῶθι σαυτόν, γνῶθι σαυτόν, Heinrich.
Старичок принялся раскачивать амулет перед моими глазами, серебристая штуковина притягивала взгляд, как намагниченная.
О, нет. Опять какой-то оккультизм!
Но крестообразный амулет уже полностью захватил мое внимание, зрение у меня поплыло, весь мир обратился в марево, остался только блеск амулета, который дед методично качал из стороны в сторону.
У меня побежали мурашки по коже, а потом в моей голове вдруг что-то щелкнуло — громко и ощутимо. Как будто через меня пропустили электрический ток.
Я пришел в себя. А дед ловко крутанул в пальцах амулет, а потом сунул его обратно в кармашек пиджака.
— Wer bist du? — спросил я у старика.
Спросил на баварском диалекте немецкого языка, да. Причем, без всяких проблем. Я теперь не только обрел знание этого языка, но даже и смог его идентифицировать, как именно баварский, видимо, для Гиммлера он был родным.
— Я Карл Юнг, психиатр, — поклонился мне дедок.
Он говорил тоже на немецком, точнее — на простонародном швейцарском диалекте.
— Как вы это сделали?
— Просто восстановил вашу память, Генрих, — пояснил Юнг, — Она повредилась во время ритуала. Вас предупреждали, что такое возможно. Поэтому-то вы и вызвали меня из Швейцарии, чтобы я помог вам восстановится, если что-то пойдет не так. И вот я здесь, и я вам помог. Вы заезжали за мной час назад, но меня не было дома, простите. Однако узнав о вашем положении — я отправился прямо сюда в рейхсканцлерию. И меня пропустили, по указанию вашего адъютанта.
Ясно.
— Вы очень вовремя, — кивнул я, — Вот только немецкий я вспомнил, а про себя не помню ничего.
Это было правдой. Я обрел знание немецкого, но о Гиммлере и его биографии всё еще не знал ни хрена.
Юнг на это улыбнулся:
— Просто амнезия. Это бывает во время подобных ритуалов.
— Каких ритуалов? Что именно со мной произошло?
Но ответить мне Юнг не успел, в туалет уже ворвался один из моих адъютантов. Теперь его немецкие речи наконец-то превратились для меня в осмысленный набор слов.
— Мой господин, фюрер ожидает вас.
И заставлять фюрера ждать — плохая идея.
Вот черт. Мне придется умереть, когда я только что выучил немецкий! Обидно и больно.
Но делать нечего. Я должен выполнить свой долг, как его сейчас выполняют на фронте миллионы советских солдат. Я так и не обрел память Гиммлера, так что порулить Рейхом и прекратить войну мне все равно не светит, и убить Гитлера — единственный достойный вариант для меня сейчас.
— Я могу вернуться в Швейцарию? — спросил Юнг.
— Возвращайтесь, — позволил я, — Спасибо вам.
Всё равно психиатр мне больше не понадобится, мертвецам психиатры ни к чему, через полчаса со мной будет работать уже патологоанатом. Да и у Юнга возникнут проблемы, когда я убью Гитлера. Возможно, гестапо схватит его и будет пытать, чтобы выяснить, о чем он говорил с предателем Рейха Гиммлером.
Про самого Юнга я помнил только то, что он знаменитый психиатр и ученик Зигмунда Фрейда. А вот о том, что Юнг сотрудничал с нацистами или увлекался оккультизмом, я честно не знал.
Эх, жалко умирать! Я мог бы узнать об этой эпохе много нового и интересного, реальность явно сильно отличалась от учебников истории. Но увы — не судьба.
— Не будем заставлять фюрера ждать, — бросил я адъютанту, еще раз глянул на себя в зеркало и вышел из туалета.
Может быть, попросить у моего адъютанта пистолет? У него был люгер в кобуре, а вот
