Я помнила тот случай, он изрядно потрепал мне нервы. Нам и раньше попадались храбрые идиоты, мечтавшие доказать, что океанская вода уже не токсична и мы оцепили береговую линию только потому, что там теперь с молчаливого согласия Нового правительства проводятся эксперименты с людьми. История гласит, что всегда строились теории заговоров, и этих «разрушителей легенд» — обыкновенно бездельников или сопляков — мы ловили за шкирку в Промежуточной зоне, а после отправляли на трехнедельный карантин. Но те ребята лезли с конкретной целью — достать заражённый образец. Океанскую воду. На них были самопальные костюмы химзащиты, да и выглядела эта группка из трёх человек не настолько пугающе, чтобы мы могли принять их всерьёз. И мы просчитались.
Я в той вылазке не участвовала — проходила реабилитацию, но я следила за событиями вместе с техниками. У тех ребят было оружие. Крейг, парень из боевой группы прибыл в лабораторию в разгерметизированном костюме — с дыркой от пули. Через неделю он умер. Нарушители погибли на два дня раньше, впав перед этим в кому. Мы не смогли взять у них показания, не успели расколоть. Но одно мы знали почти наверняка: кому-то были нужны образцы с максимальной концентрацией токсинов — токсонит. Кому и для чего — выяснением этого занимались аналитики, они выдвинули два десятка теорий, ни одна из которых не внушала абсолютно никакого оптимизма. Внутри Подразделения мы назвали этот случай «Делом Крэйга». Так мы берегли память о погибшем коллеге.
Дэмиан Браунинг, по-видимому, прорабатывал один из таких сценариев.
— Хорошо, я выделю людей для…
«Внимание! Угроза заражения! Внимание! Угроза заражения!»
Ясный, концентрированный голос с потолка перебил Максвелла. За голосом последовала короткая сирена. Мы разом встали со своих мест, переглянулись. Послание повторилось, повторилась сирена, к какофонии звуков прибавился лёгкий пар, исходящий из датчиков противопожарной системы. Пар подавался для усиления эффекта паники. Чтобы натренировать нас с паникой справляться.
Это были учения. Они происходили раз в двадцать один день и были отработаны до автоматизма.
— Спокойно собираемся в коридоре и следуем в бункер, — скомандовал Максвелл, еле слышно буркнув, — раз уж такое дело.
Он не любил, когда прерывали совещания.
Я вышла из кабинета вслед за Максвеллом — Уилсон и Браунинг пропустили меня вперёд. В коридоре среди равнодушно-недовольных лиц ярко выделялось испуганное лицо Дебби Левицки. Эта «тренировка» была для неё первой. Я невольно усмехнулась, когда она подбежала к Браунингу и вцепилась ему в рукав. Это было мило. Мило смотреть со стороны на зарождающиеся отношения.
Мы выстроились организованной толпой по два человека в ряд. Со мной встал Уилсон. Что-то проговорив по коммутатору — наверное, своим парням на нижнем ярусе — он повернулся ко мне и осветил меня простоватой улыбкой техасского фермера. Если б в Техасе ещё были фермы. Следуя инструкции, мы оба приготовили пистолеты.
— Нам тоже не помешало бы оружие. Случись что, мой отдел пойдёт, как беззащитное стадо, — Браунинг, стоявший вместе с Левицки перед нами, обернулся. Его лицо пересекала хитрая ухмылка. Дебби взглянула на него снизу вверх с плохо скрываемым восхищением.
— Поранитесь ещё, — хохотнул в ответ Уилсон.
— Пока вы выпутываете пушки из своей аммуниции, случится ещё одна Катастрофа, — Браунинг в долгу не остался, и я улыбнулась.
Я чувствовала, как в воздухе разливается лёгкое возбуждение с примесью командного духа — несмотря на то, что это были всего лишь учения, обстановка всё равно будоражила нервы. Никто не мог предположить, когда тренировки сменятся реальной угрозой, и это держало нас в тонусе. Особенно меня. Меня раздражал звук сирены, она пинком под зад выбрасывала меня из блаженного забытья в реальность, где от моих действий зависели жизни других. Я страшно боялась облажаться. Боялась остаться без прикрытия старшего инспектора и принимать определяющие решения самостоятельно. Но я знала, что когда этот момент настанет, думать и бояться будет некогда, нужно будет действовать согласно инструкциям…
— Эй, а может решим этот спор на стрельбище? — пока я усиленно думала, анализировала и философствовала, Браунинг и Уилсон не прекращали подначивать друг друга. Яркий и горячий, словно факел, «душа нараспашку» Уилсон и Браунинг, напоминавший мне айсберг — блистающая на солнце глыба льда, основная часть которой скрыта за толщей тёмной воды — я удивлялась тому, насколько они разные и насколько легко находили общий язык. Хотя не такими уж и разными они были, оба те ещё занозы в заднице.
— Да не вопрос. С меня кофе, — Браунинг снова обернулся к нам. Мы поднимались по лестнице, я была на ступеньку выше, но, несмотря на это, главный аналитик всё равно загораживал мне обзор.
— Э-нет, дешевишь, — Уилсон погрозил ему пальцем. — «Скайлайн» против «Хантерс», два билета на первый ряд, а? Ещё остались, я знаю.
— По рукам.
Пока они обсуждали предстоящий баскетбольный матч, мы спустились на нулевой этаж, встретив две группы сотрудников с третьего и первого, двинулись вниз, в бункер.
Бункер защищал практически от любого вида угроз, кроме, наверное, взрыва атомной бомбы в непосредственной близости. К нему вела пологая лестница с длинными ступенями размером в два шага, по обеим сторонами алыми огнями мерцало бесперебойное освещение. Чертовски неудобная дрянь эта лестница — сделав один шаг, вместо двух, я, неловко топнув ногой, оступилась и впечаталась лицом в спину Браунинга. Он обернулся и придержал меня за локоть.
Я смутилась. Близкие контакты, особенно случайные, в нашей суровой реальности были явлением не слишком частым и не слишком желательным — привычка соблюдать дистанцию въелась в подкорку уже двум поколениям, рожденным после Катастрофы. Мне было ещё сложнее — после Патрика я своё личное пространство берегла ревностно, боясь, что любое прикосновение, словно по волшебству, снова превратит меня в бессловесную тряпку.
— Вот из-за таких и случается давка, — Браунинг легонько поддел меня, чтобы сбить неловкость, которая, я почти уверена, читалась на моём лице огромными буквами.
— Из-за кривоногих?
— Из-за паникующих.
— Ой, да брось. Где это я паникую? — я рассмеялась, прикрывая рот ладонью и несмело оглядываясь в поисках старшего инспектора. Мы, в конце концов, кризисную ситуацию отрабатываем, а не в цирк идём.
Я не заметила, как произошла рокировка — Дебби теперь шла, цепляясь за рукав Уилсона. Браунинг всё ещё придерживал меня чуть повыше локтя.
— Надо поменяться. А то Дебби обидится.
— С чего бы это?
С такой разницей в росте Браунингу пришлось наклониться ко мне, чтобы расслышать.
— Да ни с чего… — я пожала плечами и постаралась дистанцироваться. Перестав ощущать на себе его пальцы, я снова вернулась в свой плотный кокон, пусть и чуть растревоженный. Браунинг не был мне другом, даже приятелями нас было сложно назвать, несмотря на то, что мы были давно знакомы. Мы просто коллеги, которые могли перекинуться парой слов в обеденный перерыв или пошутить, поэтому намекать ему об интересе Дебби я сочла слишком фамильярным жестом. Да и подставлять саму Дебби, с детской искренностью мне доверившуюся, было бы подло. Пусть разбираются сами. А вообще, мне кажется, Браунингу нет до неё дела… А мне нет дела до обоих.
