что старенький калькулятор «Citizen» жалобно крякнул под натиском её тяжёлой груди, и словно насосом впилась губами в пересохший от морской соли Иванов рот. Округлившиеся глаза Ивана полезли на лоб.
Поцелуй продолжался вечность. Наконец Катька оторвалась с таким придыханием, что казалось, слышно было на другом конце рынка.
Иван застыл истуканом. Вдруг девушка схватила его на ворот и потащила через прилавок. На пол полетели калькулятор, блокнот, ручки и через секунду они яростно осыпали друг друга поцелуями. Раскрасневшаяся Катька была прекрасна. Иван пальцами ощущал, как под бархатной кожей клокочет неудержимый поток горячей молодой крови. Он не заметил, как они оказались в пропахшем квашеной капустой и тараканами овощехранилище.
— Шо ты, чёрт, робишь? — нехотя отстранила она Ивана. — Не тут, чумной…
Дивчина вырвалась из объятий, проворно подскочила к дверям, закрыла их на защёлку и потащила Ивана в маленькую тесную подсобку, где среди ящиков с огурцами и сетками болгарского перца они снова принялись целоваться.
Вдруг за железными воротами приёмки раздался громоподобный окрик:
— Ідіть геть! Мені нічого не треба!
— Маманя, — испуганно прошептала Катька и замерла. — Циць, — Она приставила палец к измазанным помадой Ивановым губам. В девичьих глазах страх боролся с невероятным энергетическим напором и безграничным желанием — состояние, какое наверняка испытывают на «американских горках».
Противно запищали несмазанные петли и за дверью послышались голоса, один из которых принадлежал хозяйке магазина Ларисе Павловне.
— Чего они ходять? Не дадут покою.
— Поставщики-крохоборы, твою мать.
Много позже Иван узнал, что лихие девяностые семья Катьки лишь благодаря тёте Ларе прожила в достатке. Что усилиями матери старшая Катькина сестра — Светлана Семёновна — стала старшим начальником налоговой, а средний брат Сашка окончил школу милиции.
Лариса Павловна, проработав половину жизни за прилавком винно-водочного отдела советского универсама, в перестройку «перековалась» во владелицу собственного овощного магазина. Себя она называла предпринимателем, но супруг её — Семён Иванович, а в простонародии Сенька — тридцать лет тому назад соблазнивший краснощекую Ларку на почве совместного бизнеса как раз в том же универсаме, называл жену не иначе как «моя бизнесвумен». Будучи с молодых лет таксистом, он «мутил бабки», приторговывая по ночам из багажника Ларкиной водкой-«неучтёнкой», и вскоре их совместное алкогольное предприятие переросло в крепкую постсоветскую семью, подарив стране трёх прекрасных детей — налоговичку, милиционера и любвеобильную Катьку.
То, что в доме всем заправляла Лариса Павловна, домочадцев вполне устраивало. Из-за хронического геморроя и усилившейся любви к «беленькой» папа-Сеня забросил водительское ремесло и стал, как он сам выражался, «Ларыным бизнес-партнером», хотя по факту у хозяйки-Лары он числился «принеси-подай». В тонкости торговли Сеньке вникать было не по рангу. Ему нравилось «намутить бизнес», а всё остальное была не его забота. Хватало на то, чтобы за бесценок закупить подмороженной картошки, привядших кабачков или подгнившей капусты и за такой горе-бизнес Павловна частенько била мужа веником по его конопатой лысине. Тот не обижался, а с пониманием приговаривал: «Наше діло малэньке, обісцявся — стій, обтікай».
Но всё это Иван узнал позже, а в тот день, сжимая в объятиях горячую от возбуждения Катьку, он думал лтшь об одном, как поскорее унести ноги.
В подсобке, за дверью звенели стаканы, грохотала посуда.
— Це надовго, — с горячим придыханием прошептала Катька. — Маманя с тётей Любой прийшли розслабитись.
У Ивана похолодело нутро.
— Представляешь, мать, — после паузы, во время которой вероятно была выпита первая рюмка, раздался голос Павловны. — Я робила вдень і вночі тільки для дітей. Щоб вони людьми стали… Я, простий підприємець, але усім від мене щось треба. Торговля ніяка. Грошей нема. Доходу нуль. А ці завели шарманку: «Берите то, возьмите это». Тьфу, уроды. Усі хочуть поиметь. Хах… имелка ще не выросла!
При слове «имелка» Катька расстегнула Ивановы джинсы и широкой пятернёй ухватила за «хозяйство». Парень чуть было не взвыл, но горячая одесситка заткнула его рот поцелуем.
— Зла нема, Любаня, — ругалась Павловна. — І де ця шалава Катька? Віддам її за моряка, тоді гори все, хоч повигорай.
— За какого моряка? — гнусаво икнули в ответ.
— Є варианты.
— Є варианты, — сладким шёпотом повторила Катька, силой повалила Ивана на мешки с картошкой, уселась сверху и прижалась дрожащим телом. Опёршись руками о контейнер с капустными очистками, сначала медленно, а затем всё быстрее она заходила на Иване вверх-вниз. Дальше всё было как в тумане. Жаркое дыхание, девичий запах и безумный кураж вперемешку с животным страхом быть пойманным — запредельный чувственный коктейль хлестал через край, заставляя позабыть обо всём на свете.
А в подсобке всё также пили водку и раздавались голоса.
— В ящики складывай! В ящики! Аккуратно, ёпт…! Да что ж ты, черт безрукий! Ну? Вот так! — кричал кому-то на улице Катькин отец, дядя Сеня. — Здрастье, девоньки!
— Здрасьте, забор покрасьте, — фыркнула в ответ Павловна. — Прикатил?
Катькины тазобедренные движения приобрели строгую системность. Вправо-влево, вверх-вниз… От наслаждения Иван закрыл глаза.
— Ага. Пора тормозуху менять…
— За чьи деньги менять будем, меняла? — зло прикрикнула опьяневшая Павловна. — Если все менять, поломается кровать.
— А я чего? Я ничего, Ларочка. Как скажешь, так и будет.
Двигаясь на Иване как на необъезженном жеребце, Катька склонилась, прижалась щекой. Глаза её закатились, губы зашептали что-то нечленораздельное и Иван вдруг ясно представил себе как именно сейчас с дрожащих, опухших от поцелуев девичьих губ сорвётся страстный оргазмический крик. Он в ужасе обхватил разгорячённую дивчину руками, прижал к себе и впился пересохшим ртом в её пылающие губы.
И в этот миг всё случилось. Не издав ни звука, их тела затряслись в обоюдных конвульсиях, слившись в единую космическую элегию.
— Хазяин, сэтка падлюка дай, а? — раздался на улице молодой голос разнорабочего среднеазиатских кровей.
— Чего? — переспросил Сенька.
— Эх ты, неуч. Сетку под лук просит человек, — пояснила Павловна и прыснула пьяным смехом. — Ладно, п'ємо останню та пішли працювати.
* * *
— Не желаете выпить, месье Усик? — голос Брижит вырвал Ивана из воспоминаний юности.
— Я не пью, — отрицательно покачал головой Иван.
— Зря, — многозначительно цокнул языком Алекс Крофт. — Выпивка в полёте расслабляет. Отвлекает от ощущения высоты.
Брижит едва заметно повела плечиком, обворожительно улыбнулась и склонила поднос перед Крофтом. Тот принял бокал.
— Не напивайся, Алекс, — скривилась его спутница.
Крофт недовольно глянул в её сторону, но промолчал.
— Я бы тоже выпил, если можно, один бокальчик, — из глубины хвостового отсека раздался голос Чакрабати. Умостившись в позе лотоса ближе к санузлу на устланном
