смертности тех, кого, возможно, узнает и полюбит. И поэтому, когда человек уходит, а любящий его эльф остается, нужно идти вперед, разорвать эмоциональные и прочие узы и начать все сначала.
Я полагаю, все это довольно сложно, и принять решение мне порой нелегко. Разум говорит, что слова Инновиндиль — истинная правда. А сердце...
Не знаю.
Поскольку я не слишком уверен насчет этого бесконечного цикла, мне приходит в голову, что брать за основу продолжительность человеческой жизни — тоже нелепая затея, ибо, в самом деле, разве эти расы с коротким веком не проживают свои жизни бурно, неравномерно, со взлетами и падениями? Друзья детства, разлученные всего на несколько месяцев, могут сойтись снова — для того лишь, чтобы обнаружить: былые узы, связывавшие их, истлели. Возможно, один уже вступил в пору юности, в то время как другой остается в плену у отроческих забав. Я много раз наблюдал это в Десяти Городах (хотя среди сородичей Бренора в Мифрил Халле, больше походящих друг на друга, такое встречается реже), когда двое мальчиков, лучших друзей, расходились и один увлекался юной леди, причем настолько, что прежде и вообразить бы не мог, а другой продолжал жить детскими играми и более простыми радостями.
Во многих случаях это расставание оказывалось не просто временным охлаждением, поскольку никогда уже эти двое не смогут взглянуть друг на друга прежним любящим взглядом. Никогда.
И это относится не только к поре перехода от детства к юности. Вовсе нет! Это реальность, которую все мы редко способны предугадать. Друзья выбирают разные пути, клянутся встретиться вновь, и часто — нет, почти всегда! — эти клятвы не исполняются. Когда Вульфгар покинул нас в Мифрил Халле, Бренор поклялся навестить его в Долине Ледяного Ветра, и все же, увы, эта встреча так и не произошла.
А когда мы с Реджисом отправились на север Хребта Мира, чтобы повидать Вульфгара, то выкроили для воспоминаний ночь, всего одну ночь. Одну ночь, когда мы сидели втроем у костра в пещере, которую Вульфгар сделал своим домом, рассказывая о себе и вспоминая приключения, пережитые вместе много лет назад.
Я слышал, что подобные встречи могут оказаться довольно неприятными и исполненными благоговейного молчания, но, к счастью, в ту ночь в Долине Ледяного Ветра все было не так. Мы смеялись и твердо верили, что нашей дружбе никогда не будет конца. Мы побудили Вульфгара открыть нам свое сердце, и он сделал это, подробно рассказав, как прошло его путешествие на север, когда он покинул Мифрил Халл, чтобы вернуть свою приемную дочь ее настоящей матери. Воистину, в этом случае годы, проведенные нами порознь, казалось, растаяли, и мы снова были теми же друзьями, поровну делили хлеб и повествования о наших приключениях.
И все же это была всего лишь одна ночь, а проснувшись поутру и увидев Вульфгара, готовящего завтрак, мы оба знали, что наше общее время подошло к концу. Говорить было не о чем, нерассказанных историй не осталось. У него теперь была своя жизнь, в Долине Ледяного Ветра, а наш с Реджисом путь лежал обратно в Лускан, и далее в Мифрил Халл. Ибо, несмотря на всю нашу любовь друг к другу, несмотря на все пережитое совместно, на все клятвы встретиться еще, мы до конца прожили нашу общую жизнь. Итак, мы расставались, и Вульфгар, обняв напоследок Реджиса, пообещал, что в один прекрасный день отыщет его на берегах Мер Дуалдона — возможно, даже подкрадется незаметно и стащит приманку с крючка его удочки!
Но конечно же, этого так и не случилось, ибо если Инновиндиль, долго живущая эльфийка, советовала мне разбивать свою жизнь на более короткие отрезки в соответствии с жизнями близких мне людей, то и люди точно так же проживают свои жизни по частям. Сегодняшние лучшие друзья клянутся при встрече через пять лет остаться такими же друзьями, но, увы, пять лет спустя они зачастую уже становятся чужими друг другу. За несколько лет, а это не столь уж большой срок, они создают себе новые жизни с новыми друзьями, возможно даже, с новыми семьями. Таков порядок вещей, хотя немногие могут предвидеть это и еще меньше — признать.
Компаньоны из Мифрил Халла, четверо дорогих друзей, с которыми я познакомился в Долине Ледяного Ветра, порой рассказывали мне о своей жизни до нашей встречи. Вульфгар и Кэтти-бри были еще очень молоды, когда я вошел в их жизнь, но дворф Бренор уже тогда был стар, и за плечами у него остались столетия приключений и пройденные полмира, а Реджис десятки лет прожил в экзотических южных городах, и удивительных приключений на его долю выпало не меньше, чем ожидало его впереди.
Бренор часто рассказывал мне о своем клане и о Мифрил Халле, как это любят делать дворфы, в то время как прошлое Реджиса, которому, похоже, было что скрывать, осталось загадкой (те дни, что в конце концов и навели на его след Артемиса Энтрери). Но из всех этих обстоятельных повествований Бренора — о его отце и отце его отца, о приключениях, пережитых им в туннелях вокруг Мифрил Халла, об утверждении клана Боевого Топора в Долине Ледяного Ветра — у меня не возникало ощущения, что когда-либо у дворфа были друзья столь же важные для него, как я.
А может, были? Не в этом ли кроется загадка и главная проблема утверждения Инновиндиль, когда срываются все покровы? Может ли у меня быть другой друг, с которым я буду связан такими же узами, как с Бренором? Смогу ли я познать иную любовь, сравнимую с той, что я обрел в объятиях Кэтти-бри?
А жизнь Кэтти-бри — до того, как я встретил ее на продуваемом всеми ветрами склоне Пирамиды Кельвина, или еще до того, как Бренор удочерил ее? Насколько хорошо знала она на самом деле своих родителей? Глубоко ли любила их? Она очень редко говорила о них, но, возможно, просто потому, что не помнила. В конце концов, она была совсем ребенком...
И вот я оказываюсь в одной из долин, простирающихся вдоль тропы, предложенной Инновиндиль: тропы памяти. Чувства ребенка к матери или отцу несомненны. Заглянуть в детские глаза, глядящие на любого из родителей, — значит увидеть истинную и глубочайшую любовь. Без сомнения, так же сияли и глаза Кэтти-бри.
И все же она не могла рассказать мне о своих истинных родителях, потому что не помнила!
