своими решениями! Ведь иначе я просто ничему не научусь. Как папаша завещал – пизды получай да учись. Да тут даже и не в этом дело было. Ведь она не стрёмная была. Совсем не стрёмная. Он просто не туда смотрел. Он её ебать хотел, а я за руку держать, понимаешь, Лёх? За руку. Всего–то. С тех пор руки сравниваю. Какую девушку за руку не беру – тотчас глажу, сравниваю с той, атласной прохладной 16–летней ручонкой. Первая взаимность в моей жизни, невероятно тёплое и доброе чувство, которое послужило началу огромной ненависти в жизни. Всю жизнь, думаю, искал подобное.
А тем самым, время все также продолжало неутомимо бежать и давать мне подзатыльники за каждый мой проступок. Я влюблялся и ненавидел без продыху. Мечтал ухаживать за кем–то красивым и мной любимым, романтик был и придурок.
6
Но не переживай, Лёх, продолжилось это недолго, лет двадцать всего. Поначалу я каждый день ждал чуда. Каждый день нихрена не получалось ни с девушками, ни с учебой, ни с друзьями. Каждый очередной день превращался просто в борьбу с малолетними предрассудками выйти в окно и больше никогда никому не докучать, но искры моей надежды на светлое завтра помогали мне идти дальше. И знаешь, что я решил? Я начал писать записки сам себе, чтобы потом сшить это в книги!
Однажды я решил, что уйду, как только стопка написанных мной книг поможет мне наконец достать до виселицы. А пока – я буду бороться, как и боролся до этого. Изо дня в день буду душить и убивать себя вчерашнего, чтобы сегодня вновь родиться настоящим.
А ведь и правда. Сколько я себя помню – всё это была одна большая борьба.
А ведь с чего все началось то? Наверное, всё-таки с Дня ебучего Валентина. В школе. Было это примерно так, за неделю до «праздника» на дверь нашей пионер–комнаты вешали монструозного вида коробку. Она была огромная, рассчитанная где–то на тысячу или две разбитых сердец. И вот, каждый год я заходил в цветочный магазин и покупал одну–две валентинки. Подписывал кому, но никогда от кого. В моих мечтах явно виднелась картина, где девушка сильнее меня, и она всё–таки подпишет эту долбанную валентинку, и мы будем вместе. Но так никогда не было. Более того, я никогда и не решался положить валентинку в эту сраную коробку. Ходил вокруг неё, топтался на месте, всё пытался сам себя сломать и подойти к ней. Казалось, будто у этой проклятой коробки десятиметровый ров, полный крокодилов. Хотя переплыть такой ров и то было бы легче, чем просто взять и положить туда эту дурацкую картонку с моими странными надеждами. А еще вдруг пацаны спалят и всё – конец моей прекрасной lone wolf life. Сразу же вопросами затопчут, жизни не дадут. В голове эхом проносился случай с тем одноклассником, который разболтал всем о том, что я Катьку любил. Пусть это и было невероятно давно – забыть я это всё равно не мог.
Даже смешно за себя тех времён, ух как подзатыльник бы дал сам себе, чтоб искры из глаз. Так ведь и не подарил никому. Одно скрашивало мою бытность – томительное ожидание того, что кто–то заметит меня и подарит мне эту дурацкую картонку. Но никто так этого и не сделал, до самого конца школы. Обмазанные гелем для волос и плотно промаринованные спортивным питанием пацаны имели эти картонки в избытке. Симпатичные девочки моего класса раскладывали их перед собой на столе, хвастаясь у кого больше. А я сидел и рисовал. Рисовал ад и ужас в стиле dark guro! Месиво, чтоб они все сдохли, все эти лизоблюды вокруг меня, но обязательно, прошу, Боже, обязательно, пусть перед своей гибелью они заметят меня.
7
Лёх, не только я страшный, но и мир вокруг нас. Все страшны, не смотри на меня так. На кого не посмотри – этот страшен глупостью, этот страшен внешне, а этот – внутри. Сгнил давно и воняет словами, что вырываются из его уст. Все страшные, а я всего лишь хочу избавить их от уродства. Мы с тобой – всего лишь наблюдатели этого мира. А если наблюдатели умрут, то и мир падёт. Он ведь существует только для тебя и меня. Мы – последние настоящие люди. Нещадным и странным кажется то, что мы сидим и вот так вот глупо убиваем друг друга, но у нас просто нет выбора. Мы должны спасти этот ёбаный мир. Это как поцелуи в метро, странная вещь, весьма.
Знаешь Лёх, почему кстати я никогда больше не целуюсь в метро? Это ведь почти, если подумать, как перепихон в ржавом лифте. Приятно, но ждёшь какой-то пиздец. Так и тогдаслучилось. Я сидел со своей lady и ехал на некое свидание. Я был мал и очень любил её пухленькие губы. Кусать их, жевать, пробовать на вкус и искать в них новые оттенки мягкости. И, о да, я снова это делал, как вдруг подлетела какая-то старинная вагина и дернула меня за воротник так сильно, что подняла ненадолго надсиденьем. Я охуел, вот это наглость! Так она еще смотрела так, хитро и недобро, прям в глаза. Я думал, что она сейчас меня тоже засосёт и всё это превратится в ебаный артхаус, но нет, она всеголишь прокляла меня на словах и вышла из вагона, размахивая во все стороны раскрашенными в фиолетовый щеками и важным ебальником. А я сижу, смотрю и думаю, хуле ебальник то важный такой, оба ведь в метро едем.
Стрёмные моменты в жизни случаются, бывает. Страшные, но азартные. Такая была Леська, исчадие ада блядь. Вот она реально олицетворение всего самого странного, что есть в женщинах. Если, конечно, слово «странная» применимо. Я бы сказал, что она скорее ёбнутая, нежели странная, но не буду.
Во, вот её фотка. Ну не смотри ты на меня так, Лёха! Ты же сам знаешь, что всё может быть вагиной, если ты достаточно смелый.
Ну да, так и есть. Я обижу всех «странных» людей, если её так назову. Совершенно больная на голову девушка, слегка «+size», немного «–brain». Ну так вот, слушай. Че с ней было, закачаешься. Познакомились как обычно, в тырнетах. Леся, думаю, и Леся, ну чё с неё взять. Переписка очень быстро перелилась в облизывание достоинств друг друга, и
