обнаружилось также, что Алекс умеет четко и понятно для окружающих выразить свои желания (и особенно нежелания). В последнем случае арсенал средств был особенно богат. Например,
…когда он не хотел идти на руку, он издавал громкий пронзительный звук, который наилучшим образом можно передать как «raaaaaak». Иногда он не только неприятно и пронзительно кричал, но и пытался укусить. Он делал это как бы на всякий случай – вдруг его сообщение было недостаточно ясным. В тех случаях, когда Алекс не хотел отвечать на вопрос о предмете, он просто игнорировал тренера: мог повернуться спиной или начать чистить перья. Он показывал, что больше не будет пить воду или работать с предметом, которому присвоено название, – он бросал его на пол. Если вы дадите ему банан, а он просил о винограде, то дело могло кончиться тем, что этот банан оказывался у вас на голове. У Алекса был жесткий характер (см. наст изд., с. 130–131).
В ответ на все эти выпады он постоянно ощущал неодобрение экспериментаторов и слышал от них слово «нет». Постепенно в его лексиконе появился звук, отдаленно напоминающий это слово. Алекс сопровождал им, а потом и полностью заменял перечисленные выше способы выражения неудовольствия. Таким образом, обозначение своего внутреннего состояния столь отвлеченным способом появилось у него благодаря наблюдениям за людьми, оценке их негативных эмоций в разных ситуациях, а также за счет подражания словесному способу выражения этого негативного состояния.
Сходным образом у него появился способ выразить свое неодобрение по отношению к другим попугаям. Это было слово «курица». Он усвоил его сам, подражая студентам, которые так «обзывали» его за неправильные ответы. Наблюдая за обучением других попугаев, он часто вмешивался в процесс, указывая (чаще всего вполне справедливо): «Говори четче!» (Say better!) – это тоже был результат копирования поведения тренеров.
В лексиконе Алекса появились и другие выражения, обучение которым не входило в первоначальные планы Айрин. Они также появлялись путем подражания словам, которые люди произносили в тех или иных ситуациях и эмоциональную или ситуационную окраску которых он улавливал.
По собственной инициативе он освоил ласковые слова, с которыми обращались к нему или друг к другу люди, начал извиняться за ошибки и упрямство, которое он проявлял, когда был не расположен работать. Во всех этих случаях поражает то, что начиналось всё это спонтанно и было основано на точном понимании эмоций, которые вкладывали в эти слова произносившие их люди. Затем появлялось очень приблизительное подражание уловленному слову, которое экспериментаторы «оттачивали» путем кропотливой тренировки.
Характерно, что Алекс связывал слова даже с абстрактными понятиями (например, сходство/отличие, больше/меньше). Более того, он придумывал собственные названия для «безымянных» объектов («камень-кукуруза» для сухих зерен в отличие от свежих), и такое спонтанное усвоение слов, понимание смысла ситуации обнаруживались до формирования соответствующего словесного «ярлыка», который Алекс начинал произносить. Год за годом поведение Алекса подтверждало гипотезу А. Пепперберг, согласно которой попугаи способны понимать смысл произносимых ими слов. Это было важное (и совершенно незапланированное) обстоятельство, которое обогащало и дополняло результаты многочисленных строгих экспериментов, анализирующих когнитивные способности попугая стандартными лабораторными методами.
Простой пример – если Алекс говорил: «Хочу виноград», а вы давали ему банан, он бросал кусочки банана и упорно повторял: «Want grape» (Хочу виноград’). Он не прекращал произносить эту фразу, пока вы не давали ему виноград. Если бы вы общались с ребенком, то вы бы приняли тот факт, что ребенок хочет виноград, а банан его не устроит. Но этот подход не был бы научным. Наука «любит» цифры. Научный подход требует постоянного проведения тестов. Порой требуется провести до 60 тестов и более, и лишь после этого ученый имеет право делать выводы, именно тогда его ответы на поставленный вопрос становятся легитимными, получают «статистическую достоверность». В этом случае ученые принимают тебя и твои исследования всерьез. Бедный Алекс – ему пришлось пройти через огромное количество тестов (см. наст, изд., с. 169–170).
Эти бесконечные повторы одних и тех же вопросов утомляли и раздражали Алекса. Именно тут и проявлялся его знаменитый дурной характер, когда временами он просто издевался над экспериментаторами.
Тем не менее именно благодаря этим тестам теперь можно считать твердо установленным, что способность попугая к символизации сопоставима со способностями человекообразных обезьян осваивать простейшие аналоги человеческого языка и общаться с человеком (а также между собой) с помощью жестов.
Уже изложение упомянутых открытий делает книгу захватывающе интересной и важной. Однако ее достоинства этим не исчерпываются, потому что она дает представление не только о том, что получилось в результате выполнения проекта, но и о том, в какой обстановке и какой ценой достигались результаты. Айрин разрешили работать в Университете Пердью только потому, что она была женой их сотрудника, при этом все семь лет ее то и дело переселяли из одного помещения в другое. К тому же, кроме крошечной комнатки, у нее временами не было никаких источников материальной поддержки. С большим трудом ей удалось получить первый грант, который позволял оплачивать минимальные хозяйственные расходы, причем зарплата для нее самой в их число не входила. И так или почти так продолжалось на протяжении десятилетий, почти все годы работы по «Проекту Алекс». Недаром в Главе 4 она называет себя и Алекса скитальцами. После окончания контракта мужа в 1984 году она вместе с ним переезжает на новое место его работы, где ей опять-таки дают приют только как жене сотрудника. После того как брак Айрин с Дэвидом распался, исчезло и это небольшое подспорье. Впоследствии с ней заключали контракты только на короткие сроки, а отсутствие постоянной ставки тормозило предоставление грантов. Этот замкнутый круг приходилось преодолевать годами с упорством и терпением на фоне постоянного безденежья. По словам Айрин, в один из таких моментов
…мне пришлось подать документы, чтобы получать пособие по безработице. Два раза в день я ела тофу, а температуру в доме зимой пришлось понизить до 15 градусов, чтобы урезать расходы на коммунальные услуги. Только благодаря щедрой спонсорской помощи Фонда Алекса я могла продолжать работать с моим питомцем (см. наст, изд., с. 271).
Айрин героически преодолевала эти трудности. Она постоянно устанавливала новые контакты, часто публиковала научные статьи и не пренебрегала выступлениями в СМИ. Ее партнер Алекс становился известным и завоевывал симпатии публики. Это помогло Айрин в 1991 году создать некоммерческую организацию Фонд Алекса («The Alex Foundation»). Задачей фонда стал сбор средств для исследований, а также более широкое информирование общественности о достигнутых успехах. Как писала Айрин, «мы собирали средства,
