лицу. Тебе себя не жалко? Не боишься, потом уродиной быть? — не унималась Лизка.
— Не боюсь. Страшнее тебя точно не буду.
Задела за живое — Селезнева скривилась. Себя она любит, холит и лелеет. Напрасно. В тупой башке от идеального макияжа мозгов не прибавится.
— Я нашла страничку нашего Гордея в ВК, — радостно промурлыкала Павлова. — Ему недавно исполнилось двадцать три года. Учился в педагогическом университете на факультете истории и обществознания.
Значит, реально препод. Только здесь-то что забыл? Лагерь вроде со спортивным уклоном.
— А девушка есть? — собрались все клуши вокруг кровати Павловой.
— Здесь не указано. Судя по фото — нет. Тут только с друзьями и родными, — листает фотоальбом.
— А вам не всё равно, есть у него кто-то или нет? Вам с ним не светит, — не выдерживаю я.
— Для себя место греешь? — язвит Селезнева.
— Вот ещё! Нужен он мне был!
— Ну, вот и не мешай другим. Иди свою грушу пинай.
Вот сука! Взять бы её за рыжие патлы и об угол. Не хочу только вожатому проблем создавать. И отец по дороге звонил, обещал, что если этот месяц буду вести себя паинькой, то на день рождения получу ключи от новенькой машины. Всего месяц — это же не долго.
Чтобы не сорваться и не врезать этой Крякве — ухожу из корпуса. Дело к вечеру, жара начинает спадать. Гляжу на часы, через полчаса ужин. Можно пока пройтись по территории.
Не торопясь иду по тропинке мимо корпусов. Через открытые окна слышны голоса и смех. Раздражает. Я не социофоб, но подобные места терпеть не могу. Толпа давит не физически, а морально. Дорожка ведёт вглубь леса, там домики для персонала, задумавшись, плетусь к ним, никого и ничего не замечая вокруг.
— Максим, что ты здесь делаешь? — окликивает знакомый голос.
Разворачиваюсь. Там Гордей… Петрович.
— Гуляю. А что нельзя?
— Можно, но не здесь. Для вас есть свои места, — поясняет.
— Мне там не нравится. Слишком много солнца. А у вас тень, — придумываю дурацкую отмазку.
Я и сама не знаю, зачем сюда забрела.
Он осматривается вокруг, будто боится, что нас увидят вместе.
— Пошли, на ужин пора, — берёт слегка меня за локоть, но я одёргиваю руку. — Извини, — выставляет вперёд руки.
Дело не в том, что мне было неприятно его прикосновение. Меня как будто током ударило, до сих пор внутри потряхивает.
Мы шли молча, недалеко от столовой он отстал, ему кто-то позвонил. Ждать я не собиралась. Да и прибавлять тем для сплетен местным сорокам не хочу. Их богатая сексуальная фантазия такое нарисует, не отмоешься.
Парни из нашего отряда уже сидели за столами. Мне тоже припасли местечко. Девчонки пришли минут через пятнадцать. Одна другой краше. В Летуаль день открытых дверей с вывеской " бери что хочешь"?
— Вот нафуфырились, — заржал Кирюха.
— Перед вожатым выделываются, — добавил Егор, потирая подбитый глаз.
Мои друзья и соратники по "оружию". Вместе на тай ходим, вместе в истории влипаем.
Кирилл долговязый темный шатен с бритыми висками и длинной челкой. Глаза красивые, ярко-голубые с длинными чёрными ресницами, от них девчонки тают. И он этим пользуется.
Егор более скромный на вид. На полголовы меня выше, тёмненький и кареглазый, как я. Но есть в нём какая-то мужская надёжность. С таким и в огонь, и в воду, и в разведку можно ходить.
— Макс, а у тебя желания боевой раскрас на лицо нанести нет? — подкалывает Кир.
— Нет.
— А зря. Я бы хотел увидеть тебя при полном параде, как эти, — произносит лукаво Егор, кивая в сторону девчонок. — Ты бы их за пояс заткнула. Ты и без макияжа ничего. И фигура…
— Продолжишь — получишь в нос! — взбесил меня.
Ненавижу, когда обсуждают мою внешность, тем более фигуру. Да, не уродина! На мать похожа, а она красивая. И фигура есть. Грудь, талия, задница, плоский живот — всё на месте. Но не прикасайтесь к этому, тем более своими грязными языками.
Егор затыкается. Знает, что от слов к делу я перехожу за считанные секунды. Больше тема моей внешности не поднимается. Разговариваем о своём, обсуждаем последний бой, который прошёл пару дней назад, между двумя чемпионами UFC.
В столовой появляется Гордей. Курочки за соседними столами встрепенулись. Но он прошёл мимо, бросив им фальшивую улыбку на долю секунды. Сел за стол с другими вожатыми, там свой птичий двор. Такие же цыпы, только постарше.
В душе неприятно кольнуло. Какого хрена?
После этих чёртовых посиделок у костра вся чешусь от укусов комаров. Забыла репеллент дома. Надо матери написать, чтобы привезла. А то эти звери заживо съедят ночью.
— Держи, — протягивает мне тюбик фенистила Макарова.
— Спасибо! — удивляюсь её внезапному порыву.
— Просто у меня аллергия на укусы комаров, отёки на местах появляются, вот и таскаю везде с собой, — объясняет она.
— Говорят, зубная паста неплохо помогает, — подсказываю ей тихо.
— Смеёшься? Хочешь, чтобы я в пятнах ходила? Эти, — кинула взгляд в сторону девчонок, — первые мою фотку в интернет скинут.
— Я думала, вы подруги.
— С сегодняшнего дня здесь нет подруг, одни соперницы, — шепчет мне.
Понятно. Охота на дичь по имени Гордей Петрович началась.
Удачи!
Глава 6
С утра поднимаю свой отряд на зарядку. Нытья, что ещё рано было не избежать, особенно у девочек. А ещё же не накрашены — вот где трагедия. Зачем в семнадцать лет на себя столько косметики изводить?
Гоняю их по всем нормам, что прописано. Знали куда ехали. Вот спортсмены — молодцы, не жалуются. Спокойно выполняют всё, что им скажут и не ноют. Привыкли к постоянным нагрузкам.
Сам помню, как вставал с утра пораньше круглый год и бегал. Через день в зал, занимался боксом. Были даже перспективы, пока за драку тренер не выгнал меня из секции. Иваныч был суровый, терпеть не мог ослушания. А я пошёл против его слов, за что и получил пинка под зад. Это стало первым толчком к череде тех выкрутасов, которые я творил. Молодому пацанскому организму надо было где-то сливать агрессию и адреналин. В зал дорога закрыта, другим спортом я заниматься не хотел, вот и дрался где и с кем попало на улице. Устраивал пьяные дебоши в клубах, угонял батину тачку раз десять. В последний раз он оставил меня в обезьяннике на трое суток и пригрозил армией, если не возьмусь за ум и не пойду учиться. Я взялся.
— Лиза, что присела? Вперёд! Ещё кросс два километра, — подгоняю Селезневу свистком.
— Два километра? Вы издеваетесь? Смерти моей
