была разрисована.
Я слишком сосредоточена на том, чтобы размешивать сахар в кофе, и не слышу звуков шагов, раздающихся за моей спиной. В комнате все еще темно из-за проектора, поэтому я не замечаю, как на меня падает тень, но я это чувствую.
Я отмечаю форму трех пальцев его больших, покрытых каменной чешуей рук с большими тупыми когтями на каждом кончике и гранитную текстуру тыльной стороны ладоней. Я знаю, кто это, еще до того, как поднимаю взгляд.
— Как фальшивый пенни1, — рокочет мягкий, глубокий голос, от приглушенного звучания которого у меня по спине бегут мурашки.
— О! — я ахаю и прикрываю рот пачкой блокнотов, приглушая себя, когда пара голов поворачивается, чтобы посмотреть, в чем дело.
Глубоко несправедливо, вот слова, которые приходят на ум.
К счастью, на этот раз я не говорю этого вслух.
Мои глаза пробегают по его широкой груди, простирающейся на многие мили, неохотно натыкаясь на его лицо. Но когда я это делаю, то вижу лицо, которого я начинаю бояться.
— Больше чем фальшивый пятицентовик.
Он поднимает бровь, глядя на меня.
— Я имею в виду, я хотела бы избавиться от тебя. Не угрожающим образом, просто, — я подавляю ход этих мыслей за кучей блокнотов. — Но ты немного больше, чем пенни.
На его каменном лице мелькает веселье, прежде чем он отвечает своим низким рокочущим голосом:
— И в пять раз более невезучий.
Он не выглядит более потрепанным из-за ночного рейса, чем был в аэропорту. Во всяком случае, он, возможно, на два процента красивее, чем когда я видела его в последний раз. Я не знаю, почему и как. Точеная внешность — это еще мягко сказано. У него благородные черты лица, высокие, впалые скулы, короткие волосы, которые блестят, как рутиловый кварц2. Гребни проходят вдоль его носа, над тяжелыми гранитными бровями и заканчиваются высокими загнутыми рогами.
Это визуальный эквивалент удара по пальцу ноги.
Он снова встречается со мной взглядом и слегка качает головой с улыбкой, которая говорит мне, что он знает, что я на него пялюсь.
И он позволяет мне.
Глубоко, глубоко несправедливо.
На мгновение я забываю, что готовила себе кофе. Я киваю и просто стою там, сжимая в руке недопитый напиток и несколько блокнотов, пока он подходит ближе к столу, берет бумажный стаканчик и начинает наполнять его горячей водой, заливая чайный пакетик. Обычно я не люблю сообщать людям, когда нахожу их привлекательными, потому что это открывает двери для флирта, а я не смогу флиртовать даже ради спасения своей жизни. И я представить не могу, что буду флиртовать с кем-то, перед кем уже выставила себя идиоткой.
С другой стороны, может быть, будет проще, если мы уже выясним, что я в полном беспорядке. Хотя я в этом немного сомневаюсь.
Я наблюдаю за ним несколько мгновений, менее ошеломленная внезапностью его появления, снова, и начинаю погружаться в «почему» и «как». Я понятия не имею, кто он, но, думаю, не совсем исключено, что он работает в Зло Инк., и я просто никогда официально с ним не встречлась. Он может быть даже из моего местного офиса, просто прошло достаточно времени с тех пор, как я заходила туда, и поэтому я никогда его раньше не видела.
— Сахар? Молоко? Органические сиротские слезы? — он бормочет, глядя на меня, и мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что он смотрит на мой кофе в поисках того места, где мой мозг остановился в этом процессе. О.
— Молоко.
Я ожидаю, что он передаст мне один из кувшинов с молоком разного процентного содержания, но он забирает у меня чашку.
— Сколько?
— Просто. Эм. Заполни его до конца, пожалуйста.
Я наблюдаю, как он готовит мне кофе с непринужденностью, которая наводит на мысль, что, возможно, он не видел, как сотрудник аэропорта держит мой вибратор над головой. Я бы хотела погрузиться в ту реальность.
Он возвращает мне чашку, и я не уверена, что с ней делать. Извините, почему он закончил варить мне кофе? Он что, издевается надо мной? Это какая-то странная игра власти, потому что мы постоянно натыкаемся друг на друга? Или он просто ведет себя как джентльмен, а я слишком напугана, чтобы это видеть?
— Спасибо, — выдавливаю я через мгновение, не решаясь спросить ни о чем из этого. Может быть, все не обязательно должно быть так радикально, как я думаю. Может быть, мы оба можем просто притвориться, что ничего не произошло прошлой ночью, что мы вообще не знаем друг друга. Потому что на самом деле так и есть, и с его стороны несправедливо ставить мне в укор что-либо из того, что он узнал обо мне в аэропорту.
— Заядлый конспектист? — спрашивает он, обращая внимание на мою стопку блокнотов и тоже беря для себя парочку. — Думаю, я последую твоему примеру.
Я думаю, мы подходим к концу этого взаимодействия. Не имеет значения, что мы столкнулись друг с другом при далеко не звездных обстоятельствах, или что мы работаем в одной компании. Я собираюсь сидеть в своем углу конференц-зала и позволить бессмысленной статистике и круговым диаграммам сгладить воспоминания, что все будет выглядеть так, будто ничего и не было. К обеду все это исчезнет.
— Не могли бы вы дать мне одну из…, — он делает паузу, подбирая слово. Через мгновение он просто выбирает слово, которое кажется немного более естественным из-за того, как двигаются его губы, смесь мягкого шипения и слышимого скрежета зубов, заставляющего человека в последнем ряду кресел подпрыгнуть.
Сама я не говорю на этом языке, но узнаю. Абиссал. Нелегкий язык для зубной эмали.
Я передаю ему чашку с ручками, прежде чем он успевает подтвердить, делая при этом шаг от стола.
— Да, ручки, — он смотрит на меня с повышенным интересом, возвращая мои мысли снова к нему.
О нет. О нет, нет, нет.
— Билингвальные проблемы? — я спрашиваю фальшиво дружелюбным тоном, потому что в этой беседе нет задней передачи.
Он слегка кивает, но теперь горгулья смотрит на меня с любопытством.
— Ты говоришь по-абиссальски?
— О, «говорить» — это великодушно. Поверь мне, мой дантист отговорил меня от попыток. Я уже скрежещу зубами по ночам. Но я знаю достаточно, чтобы узнать его, — бормочу я, слова вырываются сами собой.
Он смотрит на меня так, как смотрит большинство людей, когда я начинаю делиться слишком многим, с намеком на ужас от того, что загнаны в угол личной информацией в самой безличной обстановке.
Я пожимаю плечами и добавляю самым подчеркнуто
