в старой лачуге на окраине Чуткого Леса, за тысячи лиг от столицы призрачной Империи — такой смутной и такой неосязаемой, что ответная улыбка покрыла его губы. Совсем чуть-чуть, и он попадет в свой мир.
Когон перехватил топоры и бросился на Гнехта. Кажется, он увернулся, но Когон уже не видел его. Из-за спины полетело с десяток стрел.
— Бей, Когон! Мы с тобой, — донеслось из чащи.
Когон обернулся, но эфес меча Гнехта оказался быстрее. Тупая боль в затылке накрыла разум, и мир снова потерял цвета. Но, наверное, уже в последний раз.
* * *
Его тащили по земле, затем взгромоздили на варга и везли по дорожной грязи, но он не мог чувствовать. Сквозь закрытые веки пыль облепила глаза, руки отказывались подчиниться разуму. Его везли в столицу.
Да, это бесспорно. Его заступники мертвы, возможно, кто-то мертв из бывших сородичей. Но он — жив. Гнехт мог снести ему голову одним ударом, но лишь оглушил. Вряд ли он везет его в Эшгет, чтобы удостоить пьедестала почета.
Недолгий путь вдоль той же Вьюнки, и вот снова тот же запах гари, чьи-то крики сквозь туман, и темная ночь в глазах.
А дальше — твердая земля и бесконечный гул вместо мыслей.
Кто-то схватил его за запястья и стал связывать, второй подхватил за ноги и куда-то потащил. Спиной Когон ощутил узкую твердую поверхность. Столб.
Удар по лицу, еще удар, еще… Когон открыл глаза. С ресниц посыпался песок, ноздри вдохнули пыль, зубы заскрипели…
— Очнулся! — напротив стоял Гнехт. — Ты сам выбрал свое место, Когон. Постоишь у позорного столба до третьего заката, а дальше твою судьбу решит Император.
Хотелось кричать, но из горла вырвался лишь кашель, а следом — снова песок. Глаза резало.
Что-то наподобие сожаления Когон заметил на лице Гнехта, но тот поспешил удалиться. Ни слова о судьбе орков, ни слова о змееголовых. Когон выдохнул. Он там, где должен был оказаться с самого начала.
Сумерки окутали тени, сквозь пробуждающееся сознание орк иногда слышал шаги, шепот, чужой страх. Жители города боялись его. Но он — проигравший, он сдался, а, значит, не представляет угрозу Империи.
— Отдыхаешь? — громкий шепот возле уха заставил Когона поднять голову. Улица пустовала. Эшгет облачился в ночь. — Кое-кто подставился, наворотил чего не надо и сдался. Так нынче принято?
— Ильсо, — Когон протянул шепотом, и губы растянулись в улыбке. — Я так рад тебе…
— Вы, орки, глупцы и упрямцы, — Ильсо показался из-за спины. В ночи его бледное лицо будто светилось. — Едва мне удалось увести это племя, они вернулись на подмогу одному еще более упрямому орку.
— Проклятье… я, кажется, неплохо влип, — он усмехнулся. Ильсо гордо прошелся перед ним.
— Вся стража спит, — он шепнул и гордо поправил прическу. — Человек готовится к пиру. А мы готовы бороться.
— Я все испортил, — Когон вздохнул. — Надо было слушать тебя. А теперь я выгляжу, как дурак.
— Ты выглядишь как борец, Когон. И поэтому я пришел, — он разрезал веревки и схватил его за плечи. — Нам нужно найти убежище. Пока в город стекаются остатки сил Императора, нам опасно бежать. Но я уже здесь неплохо освоился, — глаза эльфа озорно сверкнули, и он понизил голос. — И еще я знаю, где Истинные. Мы найдем их, и теперь они не смогут нам отказать.
Когон не знал, что сказать, но Ильсо нашелся:
— Ты готов к битве, Когон. И ты поведешь нас.
