физической близости и соприкоснуться обнажёнными половыми органами, как вдруг мотоцикл, продолжавший всё это время молча стоять в реке, громко плюхнулся в воду и, булькая маслеными пузырями, начал тонуть.
Соскочив с Катерджины, на ходу застёгивая штаны, с истеричными воплями «КАКОГО ЧЁРТА МЫ ЕГО НЕ ВЫТАЩИЛИ НА БЕРЕГ?! ТЕПЕРЬ У НЕГО ЗАЛЬЁТ СВЕЧИ, И Я НЕ СМОГУ ЗАВЕСТИ ЕГО МОТОР!», Коля бросился спасать своего железного «коня», к тому времени уже полностью скрывшегося под водой. Спасательная суета эхом разносилась по всей округе и не могла не привлечь к себе внимания.
На шум, сквозь береговые камыши, на поляну выползла старая чешская «черепаха» в солнечных очках и, строго проскрипев что-то на чешском языке, жестом указала растрёпанной Катерджине на двухэтажный корпус, в котором проживали иностранные гости. Девушка виновато опустила глаза, зарделась румянцем, вскочила на ноги, одёрнула короткую юбку, стряхнула с неё налипшие травинки с сосновыми иголками и, не попрощавшись с Николаем, убежала прочь.
— Что вы тут дьелали в столь поздний час? — с ещё более сильным, чем у Катерджины, акцентом спросила у выкатившего на берег мотоцикл (мокрого, как «курица») подростка пожилая руководительница чешской делегации и, воинственно подперев нехилыми руками собственные бока, стала «сверлить» его острым пронзительным взглядом.
— Купали мотоцикл, — копаясь в двигателе, расстроенно пробурчал Коля, не обращая внимания на разъярённую женщину, пускающую из глаз молнии.
Не удовлетворившись полуправдивым ответом, старая «черепаха» «подползла» к юному мотоциклисту на опасно близкое расстояние и, нагло облокотившись на транспортное средство, начала Коле «вбивать» в голову (железные, как гвозди) правила рыцарского поведения, будто он невоспитанный деревянный «Буратино», без разрешения сующий свой длинный нос в личную жизнь юной чешской «Мальвины»:
— Молодой человьек! Прежде чем «подкатывать» на своей ржавой жельезной «кобыле» к такой красивой и невинной «Принцессе», потрудись заслужить к себье уважение, добейся в обществе высокого положения, заработай дьенег или получи наследство, купи дворянский титул и нормального «конья», а не это двухкольёсное убожество, а уж затем и добивайся расположения «дамы своего сьердца»! А если ты, как гулящий по кустам, дворовый кобьель будешь запрыгивать на моих породистых «сучек» и портить им родословную, я тьебя собственноручно кастрирую, а потом посажу на прочную казённую цепь на всю оставшуюся жизнь! Ты менья понял? — угрожающе спросила Колю старая «черепаха» и приподняла вверх солнечные очки, чтобы встретиться с ним взглядом.
— Не понял, — дерзко ответил Николай и накренил мотоцикл таким образом, чтобы старая «черепаха» потеряла равновесие и соскользнула с его, «до ниточки» промокшего, «коня». — Весь мир за ДРУЖБУ НАРОДОВ, а вы против?!
Старая чешская «неваляшка», лишившись опоры, лишь слегка покачнулась и, блеснув вестибулярной и психической устойчивостью, невозмутимо опустив обратно на переносицу очки, оспорила суждения прыщавого оппонента, — Отнюдь! Я всьеми руками и ногами за ДРУЖЬБУ! Но катьегорически против СЕКСА «по дружбе»! А здесь, я чувствую, попахивает «ФЛИРТОМ и РАЗВРАТОМ», а не «МИРТОМ и ШПИНАТОМ»! — саркастично заметила бдительная женщина, артистично шмыгая высоко задранным кверху носом.
— А если у меня к девушке серьёзные намерения? — быстро нашёл Николай себе железное оправдание, способное обелить его в (затемнённых очками) глазах недоброжелательного свидетеля, появившегося в самый неподходящий момент.
— Тогда, пьервым делом, ты должен был сообщить об этом её родителям, и для начала выпросить у них её рукИ, а не хватать без спроса дьевушку за оголённые ноги! — с умным видом опытного «церемониймейстера традиционных любовных обрядов», нравоучительно поучала Колю старая «черепаха», выставив перед его лицом вытянутый вверх указательный палец, то ли обозначающий число «1» (визуально изображающий словосочетание «первым делом»), то ли «острое копьё», норовящее пронзить «грешника» отточенным длинным ногтем за прелюбодеяния.
— Вы считаете, что я должен был в первую очередь сгонять к её родителям в Чехословакию, а уж потом объявить о своих симпатиях Катерджине? — усмехнулся Коля и, на всякий случай, отклонил голову подальше от опасно торчащего перед ним указательного пальца. — Вам не кажется, что это слишком длинный и, как минимум, странный путь к её сердцу? Ведь если я изначально не понравился бы Катерджине, то какой смысл мне было ехать в такую даль к её родителям?
— Тогда ты мог, хотья бы, подойти ко мне и спросить у менья разрешения на свидание! — быстро нашла альтернативный способ получения официального одобрения Колиных ухаживаний старая «черепаха», обеспечивающий ей тотальный контроль над влюблёнными «голубками». — Моих полномочий вполне достаточно для решения и пикантных задач. За предьелами Чехословакии для своих подопьечных я и «мама», и «папа», и «воспитатель», и «набльюдатель», и «телохранитель», и «друг». В общем, тот, кто обеспечивает дьетям БЕЗОПАСНЫЙ отдых и досуг! И мне за это хорощо платят! — перейдя на шёпот, похвасталась своей значимостью старая «черепаха», скромно опустив (под тёмными стёклами очков) глаза.
— И вы бы разрешили мне встречаться с Катерджиной? — пессимистично засомневался Коля в том, что его просьба могла бы каким-то образом изменить отношение строгой и бескомпромиссной «надзирательницы» к его варианту «тесной дружбы» между мальчиком и девочкой.
— Почьему бы и нет? — хмыкнула старая «черепаха», пожимая плечами. — Возможно, и разрешила бы. НО…, — хитро прищурившись, неожиданно замолчала чешка, специально делая акцент на предлоге «но» и, убедившись в том, что молодой человек чрезвычайно заинтригован, продолжила прерванную фразу, — Если бы ты дал мне «честное пионьерское» или «честное комсомольское» слово, что будешь вести себья как джентльмен и не испортишь репутацию честной дефушке. Только не спьеши давать мне пустые обещания! — отмахнулась от Коли рукой старая «черепаха», не позволив ему даже открыть рта. — Знаю я вас, мужиков! Чтобы заполучить Катерджину, ты готов мне сейчас пообещать что угодно, а что будьет с вами потом? Ты не задумывался? Ну, «поворкуете» вы сьейчас недельку-другую, потрётесь «клювиками» друг об дружку, а потом разъедетесь по разным странам, и ваш роман закончится. А вместо ньего начнётся ВЕЛИКАЯ чешско-советская любовная депрессия с рыданиями в подушку да письменной перепиской. За Катерджину-то я спокойна! У неё поклонников хватает. Пока твоё первое письмо дойдёт по почте до Чехословакии, пльзенские ухажёры прокатят её на своих крутых мотоциклах, проветрят ей на скорости мозги, и она тьебя забудет, как приятный сон. А вот в тьебе я не уверенна. Нужны ли тьебе в твоём возрасте такие глубокие душевные раны? Выдержит ли твоё юное сердечко такой взрослый удар? Не треснет ли твоя хрупкая жизнь напополам? Хочу тьебя честно предупредить, что «шрамы», которые оставляют на сьердце такие красивые дефочки, как Катерджина, ноют потом очень долго, а у некоторых — всю жизнь.
— Я не верю вам! Вы специально «опускаете» свою подопечную в моих глазах, чтобы разлучить нас. А когда вернётесь
