сказал я и бросил презрительный взгляд на вора. — Но это уже будет решать господин Елохин.
Банкир, между тем, пересчитал деньги, попрятал пачки по карманам и поднялся, отряхнув колени.
— Все на месте, — с облегчением выдохнул он и повернулся к Трясогузкину. — Ух-х-х, гад! Если бы не господин Големов, любезно согласившийся помочь найти вора, мне бы пришлось возмещать ущерб из собственных накоплений. На ближайшей остановке позову…
— Не надо, — прервал его вор и рухнул на колени. — Пожалуйста, не надо! Я всё осознал. Я больше так не буду-у!
Фу-у, мне даже было противно смотреть на это представление. Никогда не понимал, почему у некоторых людей отсутствует чувство собственного достоинства? Хотя, какое достоинство может быть у такого, как он?
Банкир вопросительно посмотрел на меня.
— Решайте сами, — равнодушно ответил я.
— Ну-у, деньги все-таки у меня, — замялся Елохин. — К тому же придется писать заявление, ходить на допросы, на очные ставки. А у меня совсем нет свободного времени, — он покусал нижнюю губу, глядя на Трясогузкина, который уже успел пустить слезу.
Я посмотрел на часы — уже полночь. Даже не заметил, как прошло полдня. Думал, буду изнывать от скуки и безделья, но благодаря Трясогузкину скучать не пришлось.
— Пусть идет, — великодушно кивнул банкир. — Надеюсь, это ему послужит уроком.
Вор чуть не бросился целовать нам руки, но я с омерзением отшатнулся и тот попятился, кланяясь и лепеча благодарности. Когда Трясогузкин убежал, беспрестанно бросая настороженный взгляд, банкир расплатился со мной и мы неспеша двинулись по узкому коридору.
— Я так и не понял, что произошло? — признался Елохин. — Как ему удалось обокрасть меня так, что я сам этого не понял?
— Гипноз, — ответил я, вспоминая немигающий взгляд Трясогузкина. — Думаю, он часто промышляет грабежами, поэтому действовал по отработанной схеме. Он специально увел вас в пустое купе, чтобы никто не вмешался и не помешал гипнотическому воздействию… Я бы так просто его не отпустил, но дело ваше.
— Да, вы правы, — кивнул банкир, любовно поглаживая карманы, набитые деньгами. — Я, пожалуй, расскажу о нем знакомому генералу. Пусть наведет справки и поищет подобных потерпевших. Напомните, как его зовут?
— Илья Трясогузкин.
Тем временем мы дошли до купе банкира. Он еще раз поблагодарил за помощь и подсунул мне свою визитку. Я зашагал дальше, а он захлопнул дверь и щелкнул замком. Уверен, до конца поездки он больше не выйдет из своей временной крепости.
В моем купе было темно, душно, пахло яйцами и стоял такой храп, что не было слышно стука колес.
— Хорошо, что завтра я уже буду в академии. Надеюсь, условия проживания там лучше, чем здесь, — тихо сказал я и тронул дворецкого за плечо.
Он встрепенулся, что-то пробормотал во сне, повернулся на другой бок и снова захрапел.
Я опустился на свою уже застеленную Семёном постель и снова нелестно подумал об академии, затерянной в горах. Наверняка, там будут маленькие помещения с низкими потолками и большими печами. Придется носить каракулевую шубу и шапку-ушанку. А еще, говорят, на севере круглый год ходят в валенках, только в грязную погоду сверху натягивают галоши. Радовало только одно — свобода! Наконец-то я снова начну принадлежать только себе, как раньше, в прошлой жизни.
Мысли об академии сменились воспоминаниями о встрече с Зеркальным Големом.
«То, с чем тебе придется столкнуться, не знает ни жалости, ни сострадания», — вспомнил я его слова.
— О чем он говорил? Зачем эти намеки, если можно сказать прямо? Странно как-то… Зато новый дар, думаю, будет очень кстати.
Я не стал раздеваться, только скинул ботинки, и лег на тощую подушку. Мерное покачивание и сопение Семёна убаюкали за считанные секунды, и я уснул.
Российская Империя.
Когда проснулся, то первым делом услышал возню Семёна и тихое бормотание:
— Шарф-то куда засунули? Шапка тут, кальсоны тоже, а шарфа-то и нету. Застудит горло, ох, застудит.
— Что ты там ищешь с самого утра? — недовольно пробурчал я. — Спать не даешь.
— С добрым утром, Ваше Сиятельство, — отозвался бывший дворецкий, а теперь мой личный слуга. — Только утро уже кончилось. Полдень за окном.
— Как полдень? — встрепенулся и поднес руку с часами к глазам. Так и есть, без четверти двенадцать. — Что ж ты меня не разбудил?
— Зачем? До прибытия еще два часа. А вы, я слышал, поздно вернулись с ресторана.
— Ничего ты не слышал, — усмехнулся я и сел. — Храпел так, что гудок паровоза перебивал.
Я размял затекшую шею и пошел умываться. Правда, вода текла ледяная, поэтому лишь сполоснул рот и протер лицо влажной рукой. В купе тоже заметно похолодало, что меня совсем не радовало.
— Может, чайку горячего попросить у проводницы? — предложил Семён. — Я вон вчера рульку ломтями нарезал. Вкусная получилась. Надо будет в благодарность поварихе платок пуховый купить.
— Проси чай! — махнул я рукой, вспомнив прелестную проводницу. Как там ее звали? Олеся или Алиса? Не помню.
Семён попросил чай, а когда вернулся снова занялся поисками. На его полке высилась гора шерстяных вещей.
— Утепляешься? — усмехнулся я.
— Вам готовлю, Сиятельство. Матушка велела проследить, чтобы вы на улицу без теплой одежды не выходили.
— А ну, убери все обратно! — приказал я. — Приготовь шерстяное пальто и хватит.
Он хотел возразить, но поймав мой суровый взгляд, поостерегся. Знал, что я слов на ветер не бросаю и, как и пригрозил, первым же поездом отправлю его в столицу.
В дверь постучали и на пороге возникла дружелюбно улыбающаяся Олеся-Алиса. Или Мелиса? Значка с именем не было.
— Я не уточнила, нужен вам лимон или нет, но на всякий случай нарезала, — она прошла и поставила поднос на откидной стол.
Я чуть приподнялся и мой нос оказался как раз на уровне ее груди.
— Мне жаль, что мы вот так быстро расстаемся, — я вдохнул аромат ее духов. — Вы можете назвать ваше полное имя, чтобы я смог найти вас?
— Полугрудова Алиса Витальевна, — еле слышно ответила она и, смутившись, опустила глазки.
— Я запомню ваше имя. Как и вашу… красоту, — я многозначительно посмотрел на ее грудь.
— Мне надо идти! — воскликнула она и убежала, стуча каблучками.
Семён хрипло рассмеялся, а я велел доставать рульку и сделал глоток горячего сладкого чая.
Вскоре мы прибыли в Екатеринбург. На улице дул промозглый северный ветер и разносил опавшие листья по перрону. Я поднял ворот пальто и пожалел, что не надел шапку. Уши тут же покраснели, а нос захлюпал.
— Кажись за нами, — ткнул пальцем Семён куда-то мне за спину.
Я повернулся и увидел взрослого мужчину в теплом темно-зеленом костюме, с гербом академии на груди и с табличкой в руках, на
