передать, поэтому сильнее поджимает губы. Запястье начинает ныть из-за хватки, которая становится только сильнее. Муж пару секунд прожигает меня пристальным, не сулящим ничего хорошего взглядом, прежде чем поставить мне ультиматум:
— Либо вы обе едите со мной, либо только Маришка!
Глава 8
Мои глаза расширяются.
— Я не отдам тебе дочь, — одной рукой прижимаю Маришку к себе, другую — пытаюсь вырвать руку из хватки мужа, но только делаю себе еще больнее.
Марк же никак не реагирует на мое соправление. Такое чувство, что он превратился в каменную статую под взглядом Медузы Горгоны. И сейчас получится освободиться, только если отрубить мужу руку.
— Тогда вариант только один, — Марк чуть сужает глаза.
— Есть, еще один — ты можешь отвались! — Геля обхватывает наши запястья, дергает, но разорвать сцепленные руки у нее тоже не получается. — Да, отпусти ты ее! — приказные нотки проскальзывают в голосе подруги.
Она впивается взглядом в моего мужа, но тот смотрит только на меня. Не знаю, чего он от меня ждет. Покорности? Этого никогда не будет. Единственное, о чем я сейчас жалею, что не успела уехать до того, как он обо всем узнал.
— Ты меня, вообще, слышишь?! — Геля толкает мужа в плечо, но это его совсем не трогает. Складывается впечатление, что он считает мою подругу недостойной даже взгляда.
— Я уже тебе сказал, не вмешивайся не в свое дело, — бросает ей Марк, после чего вплотную подходит ко мне. Приходится задрать голову, чтобы взглянуть в когда-то любимые глаза. Геля же рядом шумно втягивает воздух. — Инга, ты едешь с нами? — приподнимает бровь.
“С нами”, — обухом ударяет по голове. Возмущение разливается пламенем по венам.
— И как ты меня заставишь? — цежу сквозь стиснутые челюсти. — Неужели отнимешь ребенка у матери на глазах у стольких свидетелей? — оглядываюсь по сторонам, хоть на нас никто не обращает внимания — все спешат по своим делам, но я знаю, что если закричу…
— Думаешь, тебе это поможет? — Марк словно читает мои мысли, отчего становится совсем жутко. — Вот смотри, даже если приедет полиция, они проверят наши документы, поймут, что я отец, и умотают восвояси, — муж говорит слишком уверенно. — Стоит все это твоих сил и нервов?
Сердце пропускает удар, когда я понимаю, что он, скорее всего, прав. Но я не могу сдаться просто так. Не могу…
— Поэтому предлагаю тебе мирный вариант — ты перестаешь нести чушь про то, что переезжаешь к подруге, — наконец косится на Гелю, которая обходит меня сзади и становится со стороны малышки. Жду продолжения, но Марк все молчит и молчит.
— А что получу я при таком варианте? — саркастически спрашиваю, не выдерживая.
— Оставаться матерью нашей дочери недостаточно? — зло хмыкает Марк. — Если серьезно, прекрати твердить про развод. Я вообще не могу понять, с чего ты взяла, что я тебе его дам? — с лица мужа спадает жесткая маска, а в глазах появляется вселенская усталость.
— Крепостное право отменили, в каком году, напомни? — не удерживается от саркастического комментария подруга, подходя совсем близко. — Сейчас получить развод, как два пальца об асфальт, — Геля кладет мне руку на поясницу, даря тем самым поддержку, которая сейчас необходима как никогда.
— Это если у пары нет общего имущества и, конечно же, детей, — парирует Марк, опуская взгляд на нашу малышку. — Вряд ли Инга согласится быть приходящей матерью, — вновь сосредотачивается на моем лице. В его глазах я вижу вызов, мелькающий в пучине пустоты и изнеможения. Но, если честно, мне плевать. Все, о чем я могу думать — слова мужа.
“Приходящая мать? Какая еще приходящая мать?! Маришка — моя дочь! Моя! Никто у меня ее не отнимает!”, — кричит душа.
Вот только… умом-то я понимаю, что Марк не шутит. Развод получить и так будет непросто, а если к этому добавится еще тяжба за опеку… Колени подкашиваются, стоит только подумать о том, что муж может выиграть суд, и Маришку оставят с ним.
— Зачем тебе это? — спрашиваю не своим голосом. Он звучит совсем тихо, наполнен страхом и отчаянием. — Ты же в последнее время даже внимания Маришке не уделял. С ней была я почти двадцать четыре на семь.
Марк тут же хмурится.
— Я отец, Инга. Ты, кажется, об этом забываешь, — муж с нежностью смотрит на дочь. Раньше от такого взгляда у меня бы защемило сердце, а сейчас я чувствую лишь раздражение. — И то, что в последнее время стараюсь делать все возможное, чтобы вы ни в чем никогда не нуждались, поэтому днями и ночами провожу на работе, не означает, что я не люблю свою дочь, — свободной рукой трет переносицу. Вздыхает, прежде чем снова посмотреть на меня. — Прекращай непонятно откуда взявшуюся истерию, поехали домой.
Смотрю на Марка, как на чужого. На языке вертится напоминание о том, что знаю я, чем он занимался ночами на работе, но в последний момент останавливаю себя. Нет смысла ему что-то доказывать — после встречи в туалете с двумя “дамочками”, я узнала очень много нового о муже. Тем более, мозг перепрыгивает на слова мужа о любви к дочери. Я, наверное, мазохистка раз цепляюсь за то, что муж не сообщил о своей любви ко мне. Хотя, в любом случае, его поступки красноречивее слов. Мужчина, который хотя бы ценит свою семью, никогда не будет спать со всеми подряд. А если я сегодня правильно все поняла, то Марк еще ввел правило “одного раза”. Становится противно оттого, что этими пальцами, которыми муж сейчас сжимает мое запястье, он был в еще ком-то.
— Ты же понимаешь, что даже если сейчас я поеду с тобой, то все равно, в итоге, найду способ уйти, — предупреждаю, ведь после того, что я видела сегодня и как Марк вел меня со мной, я точно не буду с ним.
Единственное, что мне не дает развернуться и уйти прямо сейчас — Маришка. Я не могу потерять ее. Она свет моей души. А сомнений в том, что Марк из-за задетого самолюбия может попытаться отнять у меня дочь, не возникает. Поэтому, прежде чем предпринимать решительные действия, пойти против мужа, нужно придумать план. В первую очередь, найти адвоката. Благо, работа у меня есть. Уволить меня не могут, пока длится декретный отпуск, что хорошо. Будут средства на жизнь. Да, когда я уйду от мужа, нам с Маришкой будет непросто. Но ничего страшного, справлюсь. Не я первая, не я последняя. Главное, сейчас не спровоцировать мужа раньше времени и не дать ему повод
