изоляции многих областей Шотландии. Возможности объединения и процветания имелись только в Англии.
Вторым источником существования, помимо моря, для подданных короля была шерсть и все связанное с ней производство. Овец разводили на равнинах Сассекса и Уилтшира, на богатых травами пастбищах Котсуолда в долине Темзы, на холмах Ланкашира и пустошах Линкольншира и Йоркшира, на равнинах Шотландии и в горах Уэльса. Города, где производилась шерсть, особенно быстро росли там, где имелось достаточно гидроэнергии для работы прядильных машин. Каждый регион специализировался на своем виде шерстяной продукции. В Шотландии это были пледы, которые защищали горцев и жителей долин от сурового климата, они экспортировались в северные страны Европы. Это была основная статья экспорта Шотландии, которая в стоимостном выражении превосходила доходы от экспорта всех остальных товаров. В Уэльсе и Северном Девоне производились грубые шерстяные ткани; Кармартен специализировался на фланели. Одеяла из Уитни в Оксфордшире были известны во всей Англии. В Болтоне и Манчестере производили мягкую шерстяную ткань, ошибочно названную хлопчатобумажной, потому что Манчестер уже импортировал хлопок из Смирны для производства бумазеи и канифаса. (Дерби, Макклесфилд, Лик и Ноттингем уже отказывались от шерсти и переходили на производство шелка.) Брэдфорд специализировался на ковриках и диванных подушках; Кендал в Камберленде, Бьюдли в Вустершире и Монмаут в Уэльсе – на производстве чулок и головных уборов. Вудсток и Илминстер производили перчатки. Самое лучшее сукно изготавливали на юге, хотя Лидс и Галифакс были первыми в Йоркшире в производстве тонкого черного сукна; вообще тонкое сукно с шелковистой отделкой производили в окрестностях Ридинга и Ньюбери и в городах Уилтшира. Сукна Уилтшира продавали во всей Европе, а некоторые столичные купцы отправляли его на кораблях в Рагузу и торговали в пределах турецких владений. Коггес-холл и Колчестер были центрами производства грубых сукон – байки и саржи. Оно поставлялось оптом в монашеские ордена за границу, и католические монахи Испании, Португалии и Италии носили сутаны из материала, сотканного ткачами-пуританами Саффолка и Эссекса. Норидж, некогда ведущий город Англии по производству шерсти, лишился своей ведущей роли и явно клонился к упадку. Теперь уже Глостер, после могущественного Лондона, имел первенствующее значение в торговле шерстью. У него было выгодное местоположение на реке Северн, по которой он имел связь со Шрусбери, где продавали овечью шерсть из Уэльса. Ее везли также в Бристоль, большой порт, через который шли товары на экспорт, второй по значимости в королевстве после Лондона. Глостер также экспортировал шерсть, которую давали длинношерстные котсуолдские овцы, широко известная английская порода овец.
Йорк был для севера тем же, чем Глостер для запада и, по заявлению жителей Йорка, чем Лондон для юга. Это был северный центр торговли необработанной шерстью и готовым сукном. Но Йорк был также второй столицей Англии, здесь находилась кафедра архиепископа и королевская администрация северных областей страны; Йорк, как считали горожане, ни в чем не уступал Лондону, а во многом даже превосходил. Его мощные крепостные стены, великолепный кафедральный собор и сорок церквей были свидетельством неувядаемого величия. В то время как король украшал Лондон, его представитель в Йорке лорд-председатель Севера возводил свою резиденцию в благородном европейском стиле. Соперником ему стал особняк частного лица сэра Артура Инграма, построенный наподобие итальянского палаццо с садом, который стал настоящим чудом города. Йоркцы гордились своей кухней, считая ее не хуже лондонской; северяне отличались хорошим аппетитом, «дежурное блюдо в Йорке оценили бы в Лондоне как праздничное».
Производство шерстяных тканей было в основном надомным. Женщины и дети прочесывали шерсть, пряли и вязали. В Восточной Англии большие окна крестьянских домов пропускали достаточно света, чтобы можно было работать на ткацких станках, которые давали семье средства к существованию. Имелись и более крупные предприятия, прежде всего в Уилтшире и в той же Восточной Англии. В Колчестере один голландский поселенец нанял в рабочие пять сотен мужчин и женщин и через некоторое время возбудил к себе такую ненависть среди частных предпринимателей-ткачей, что они сожгли его ткацкую мастерскую.
Фабрика не была единственным врагом английского ткача. Купцы поняли, что их доходы только вырастут, если продавать необработанную шерсть за границу, вместо того чтобы торговать готовой продукцией. Моды в стране тоже были изменчивы – сапоги не требовали ношения длинных шерстяных рейтуз, а льняные головные уборы были более удобными, чем шерстяные. Ткачи, вязальщики и прядильщики повсюду, но особенно в Эссексе, страдали от вынужденной безработицы, которая влекла за собой нищету и голод.
Большое значение в жизни подданных короля, кроме моря и производства шерсти, имела добыча полезных ископаемых. В Дареме началась разработка значительных месторождений угля; его также добывали в шахтах в Ланкашире, Дербишире, Южном Уэльсе и в южных областях Шотландии. Открытые разработки угля велись в центральных областях Англии. Некоторые шахты на севере достигали большой глубины; так, одна из них была глубиной в 300 футов и считалась самой глубокой в Европе. В шотландском Калроссе в Файфе штольни уходили далеко под дно моря. Уголь был главным предметом экспорта Шотландии. В Англии уголь быстро вытеснял дерево в качестве основного топлива, и только малая часть добычи угля шла на экспорт. Лондон снабжали углем из Ньюкасла; его доставляли морем, а затем на баржах везли во внутренние области страны. Вначале его доставляли частью на судах из портов восточного побережья, частью – на лондонских судах. Но затем жители Ньюкасла создали свой угольный флот, который насчитывал свыше трех сотен судов. В условиях роста спроса на уголь Ньюкасл быстро разбогател. Лондонские лесоторговцы, по мере того как их дела все больше приходили в упадок, попытались помешать «баронам угля» поставлять новое топливо с севера, но король благоволил Ньюкаслу и рассматривал возможность даровать его торговцам монополию на перевозку этого важного ископаемого. Лондон, обогревавшийся теперь почти полностью углем, с завистью смотрел за растущими доходами угольного морского порта на севере.
В то время как споры между перевозчиками угля обострялись, те, кто добывал его, шахтеры, повсюду оставались презираемым меньшинством. Они жили в жалких лачугах поблизости от примитивно оборудованных мест добычи угля. В Шотландии не нашлось ни одного желающего трудиться в мрачных забоях, и потому был возрожден старый закон, согласно которому профессия шахтеров стала наследственной: из поколения в поколение они продолжали работать только в шахте, их держали, по существу, в рабстве, из которого не было никакого выхода. Женщины и дети помогали мужчинам в работе, и в некоторых местах целыми семьями работали под землей всю неделю, выходя на поверхность только по субботам для обязательного посещения церкви. Как в Англии, так и в Шотландии
