Американский дипломат настаивал на том, что статус «всего Берлина», выработанный союзниками в конце Второй мировой войны, по-прежнему существует и остается в силе. «Мое правительство, — заявил Раш, — придает большое значение поддержанию статуса Берлина в целом, который явился результатом победы союзников во Второй мировой войне и соответствующих соглашений между союзниками в период Второй мировой войны, в особенности Лондонского протокола от 12 сентября 1944 г. с изменениями»[48]. По словам Раша, США, Англия и Франция скрупулезно соблюдали статус Берлина, «внимательно контролируя деятельность в западных секторах, включая деятельность Федеративной Республики. Мы не разрешали ничего, что было бы несовместимо с особым четырехсторонним статусом города»[49]. Неудивительно, что Раш ни слова не сказал о масштабных политических акциях ФРГ в Западном Берлине, которые, по мнению советской стороны, и были главной причиной трудностей и осложнений, периодически возникавших вокруг этого города.
Главной проблемой, стоящей пред четырьмя державами в Берлине, Раш назвал трудности с передвижением «лиц и грузов как внутри Берлина, так и в Берлин и из него во всех направлениях». По его мнению, практические шаги в сторону улучшения положения в берлинских делах следовало предпринять в трех основных областях.
Во-первых, следовало добиться улучшения внутреннего положения Берлина. «Это подразумевает, — уточнил Раш, — более свободное передвижение между Восточным Берлином и западными секторами и между западными секторами Берлина и Восточной Германией. Это должно включать восстановление телефонной связи между западными секторами Берлина и Восточным Берлином и улучшение почтовых и торговых связей между восточным и западными секторами Берлина»[50]. Теоретически советская сторона могла пойти на обсуждение некоторых аспектов этого тезиса, но только не вопроса о свободном посещении гражданами ГДР Западного Берлина. Берлинская стена в 1961 г. возводилась не для того, чтобы через 9–10 лет стать прозрачной для восточных немцев.
Во-вторых, продолжал Раш, «должны быть установлены порядок и практические меры, обеспечивающие свободное сообщение германских гражданских лиц и грузов между Берлином и Федеративной Республикой Германии». Принципиальное значение имели слова американского дипломата, согласно которым «повторяющиеся помехи свободному доступу» в Западный Берлин являются «прямой причиной напряженности и трудностей вокруг Берлина. Ликвидация их посредством практических взаимных решений должна быть одной из главных целей наших переговоров здесь»[51]. Такая постановка вопроса была категорически неприемлемой для советской стороны, так как из нее следовало, что главной причиной вспышек напряженности вокруг Западного Берлина были мероприятия СССР и ГДР на путях доступа в этот город, а не демонстративные акции в нем ФРГ.
Третьей областью, в которой нужно было добиться улучшений, являлось, по словам Раша, «прекращение дискриминационных ограничений, касающихся экономики и жителей западных секторов Берлина в их связях со странами Восточной Европы и самого Советского Союза. Передвижение таких лиц и грузов должно быть облегчено нормальной консульской защитой и включением в соответствующие соглашения»[52]. Представляется, что СССР мог бы обсуждать с тремя державами эту проблематику, но не в такой постановке вопроса.
Вместе с тем советская сторона могла позитивно оценить заявление Раша о том, что США «готовы проявить гибкость в наших переговорах, чтобы достичь практических результатов. Каждый участник должен чувствовать себя свободным в выборе тем и вопросов, которые его беспокоят. Мы не будем настаивать на каком-либо твердо определенном порядке обсуждаемых вопросов на наших переговорах»[53]. Это высказывание Раша имело важное значение, потому что советская и западная стороны имели разные представления о приоритетах на четырехсторонних переговорах. Американский дипломат предложил также «согласиться с минимальным освещением» хода этих переговоров.
В заключение Раш подчеркнул, что встречи четырех послов в Берлине «вписываются в общую линию переговоров. Они могут явиться важным фактором в укреплении мира и безопасности не только в Центральной Европе, но и во всей Европе, для всего комплекса отношений между Востоком и Западом. Соединенные Штаты намерены сделать возможно больший вклад в это дело»[54]. В целом речь Раша была выдержана в осторожных тонах и не содержала резких антисоветских высказываний.
Посол Англии в ФРГ Р. Джеклинг поддержал высказывания К. Раша о необходимости «практических улучшений» внутреннего положения Берлина, «свободного доступа германских гражданских лиц и грузов» из ФРГ в Западный Берлин и в обратном направлении, а также связей экономики и жителей западных секторов со странами Восточной Европы.
Повторив, что четыре державы по-прежнему несут ответственность за Берлин и Германию в целом, английский дипломат в трагических тонах обрисовал ситуацию в бывшей императорской столице. Он сказал: «Берлин является ярким свидетельством напряженности, которая разделяет Европу. Жителям Берлина ежедневно напоминает стена, которая их разделяет, о конфронтации между Востоком и Западом… Они постоянно видят, что их восточные соседи пытаются изолировать их от внешнего мира. Их город разделен, их свобода передвижения в пределах города, на Запад и обратно, сопровождается помехами и ограничениями. Эта угроза изоляции, однако, не подавила неистощимого духа берлинцев. Это не обескуражило правительство Федеративной Республики Германии в его усилиях по поддержанию тесных связей с городом, необходимых для поддержания его жизнеспособности. Перед лицом этой угрозы три союзные державы также предпринимали меры для обеспечения безопасности и процветания населения в секторах, за которые они несут ответственность. Это делалось на основе нашей верховной власти, которая не подлежит сомнению или ослаблению»[55].
Джеклинг также выразил мнение, что обсуждать вопрос о четырехстороннем статусе Берлина нет смысла. Юридическая позиция трех держав в этом вопросе остается прежней и не изменится. «Сейчас мы, — подчеркнул английский дипломат, — ожидаем практических улучшений в жизни берлинских жителей, находящихся под нашим управлением. Мы хотим обсудить конкретные проблемы и существующие ограничения, которые вызывают напряженность и затрудняют жизнь города, и выработать по ним конструктивные решения»[56].
Английский посол в Бонне в более жестких тонах, чем Раш, охарактеризовал политику СССР в берлинских делах. Джеклинг обвинил Советский Союз в том, что он «по-прежнему создает… кризисные ситуации на путях доступа. Они несовместимы с разделяемой Советским Союзом четырехсторонней ответственностью за свободный доступ в Берлин. Эти кризисы, создающие напряженность в центре Европы, когда повсюду предпринимаются усилия по улучшению отношений между Востоком и Западом, видимо, идут вразрез и с собственными интересами Советского правительства. Три западные державы предложили начать эти переговоры именно в целях предотвращения подобных помех доступу»[57]. Английский дипломат упрекнул Советское правительство в том, что вместо того, чтобы воспользоваться возможностью обсуждения этой проблемы за столом переговоров, оно «прибегло сначала к сильному давлению на Федеративную Республику, а затем позволило правительству Восточной Германии создать помехи[58]. Эти действия, несомненно, повлияли на атмосферу, в которой мы начинаем переговоры»[59].
