улицу, то стоял бы на дороге, глотая клубы пыли вперемешку со слезами. Он так ярко представил себе эту картину, что едва не расплакался. Снова нахлынула жгучая обида. Хотелось реветь и топать ногами, как в детстве. Да только пожалеть его было некому.
Он снова вернулся на кровать и накрылся с головой. Лежал долго, прислушивался к шагам и шорохам. Бабушка не торопилась его будить, словно вообще забыла о его существовании. А как же завтрак? Живот снова свело голодной судорогой.
Он встал, стянул с себя помятую одежду и вынул свежую рубашку из сумки. Она тоже слегка измялась, но пахла приятно.
Приоткрыв дверь, тихо позвал:
— Бабушка… Люба? — он запнулся. Язык сопротивлялся, не хотел называть эту странную и неприятную женщину «бабушкой», но и «бабой» не позволяло воспитание.
Дом ответил тишиной. Крис уже смелее вышел из комнаты и сразу же направился в кухню. То, что его никто не будет кормить обедом из трёх блюд, он уже понял, но, видимо, и завтрак он должен добыть самостоятельно. Первым делом он нашел кран, умылся, почистил зубы, пригладил торчащие во все стороны волосы. Мама хвалила его за чистоплотность и ставила в пример безалаберным вечно взлохмаченным сестрам. Его привычку менять одежду, едва там появлялось крохотное пятнышко, и постоянно купаться папа называл пижонством. Крис не особенно понимал, что это значит, но, судя по интонации, ничего хорошего.
В холодильнике он нашёл кусок сала, целую чашку сырых яиц и алюминиевую кастрюлю с гречкой. На столе у окна обнаружилась литровая банка с пышным пучком укропа и накрытый марлей кусок жёлтого сыра. Он с тоской вспомнил румяные оладьи на завтрак и дымящуюся миску горячей овсянки с клубничным вареньем. Гречку он проигнорировал, отрезал кусок сыра и запил тёплой водой из чайника.
Шагов Крис не услышал, чуть не выронил кружку, когда за его спиной раздался голос:
— Чем они тебя кормили? Снеговик какой-то.
Крис развернулся, увидел бабу Любу и невольно отступил. Очень уж недружелюбным показался её взгляд. Да она и не скрывала, что его присутствие ей в тягость и совсем не радует.
— Доброе утро.
Она поставила на пол ведро, полное пупырчатых мелких огурцов.
— День уже. Не кусочничай, ешь гречку.
— Я не люблю гречку.
— Твои проблемы. Два дня у нас будет гречка. Если хочешь что-то другое, готовь сам. Мне некогда.
— Я не умею готовить.
Баба Люба не произнесла, но Крис словно прочитал по лицу её любимую фразу «это твои проблемы».
— Огурцы не трогай, это на закатку. Собери клубнику. Чашку возьмёшь у сарая. — Она на секунду задумалась и добавила: — Вечером в лес не лезь, заблудишься. Если увидишь Маугли, шугани как следует. Нечего у меня курей воровать!
Посчитав инструкции исчерпывающими, она снова ушла. Крис так и остался стоять со ртом, полным вопросов. Он не знал, куда направилась баба Люба, возможно, на работу. По дороге в ссылку папа рассказывал, где она работает и кем, но Крис был слишком занят своей злостью, многое пропустил мимо ушей. Кто такой Маугли и где взять чашку?
Съев ещё один кусок сыра, он вымыл огурец и вышел во двор. Обойдя дом, убедился, что забора как такового нет. Есть калитка с деревянной крышей и невысокий штакетник со стороны дороги, а дальше только хаотично разбросанные хозяйственные постройки и деревья. Много деревьев, плавно перетекающих в прореженный лес из шелковицы и акации. Вчера, когда они ехали по кривым улицам, встречались дома вообще без заборов. Это было так странно и непривычно. Местные деревенские не пытались отгородиться от соседей и не прятались. Хотя обильная растительность и без заборов прекрасно справлялась с маскировкой.
Раскидистую черешню на задней части двора опоясывала кривая сетка-рабица. Крис удивился неуместному ограждению, но быстро понял причину. В тени дерева сновали юркие мохнатые зверушки. Крис насчитал около пятнадцати взрослых кроликов и выводок разноцветной малышни. Они зарывались в норы и хрустели капустными листами. Не таились, с любопытством поглядывали в сторону Криса. Он зачарованно наблюдал за самыми мелкими крольчатами, напоминающими котят. Интересно, разрешит баба Люба их погладить? В их школе в уголке натуралиста тоже был кролик, замученный любвеобильной малышнёй, а потому вечно сонный и ленивый. Но за возможность его потискать шли нешуточные бои. А тут ничейные юркие зайчата. Тискай — не хочу!
Крис обернулся и печально вздохнул. У кроличьей загородки начинались грядки с клубникой, справа их подпирала сетка птичника. Клубничные ряды терялись в зарослях крапивы, на удивление высокой, практически древовидной. Видимо, бабушке она не мешала, или же она её нарочно разводила в таких количествах. Собирать клубнику у кусачих кустов он точно не будет, щупал их как-то в детстве, остались не самые приятные впечатления и пупырчатые последствия.
Клубника его удивила. Из-под листьев выглядывали пухлые розовые и красные ягоды, но большая часть успешно пряталась в пышной зелени. Он, конечно, знал, как она растёт, не в пустыне родился, но раньше не приходилось собирать. Обычно мама покупала аккуратные лукошки на рынке, любезно кем-то собранные. Судя по размеру плантации, он тут застрянет надолго.
Зажав огурец во рту, Крис закатал рукава белой рубашки и туже затянул ремень на брюках. Может, когда он соберёт ягоды, баба Люба подобреет и сделает вареников или пирожков с клубникой? У бабушки Веры они хорошо получались. Он направился к уличному крану и принялся перебирать стопку старых алюминиевых чашек. То и дело поглядывал на оцинкованный таз с розовой мутной водой, стоящий чуть в стороне. Над ним вились крупные мухи. Крис принюхался, из-за сарая немного тянуло мертвечиной, но он там уже бродил и ничего, что могло бы так вонять, не обнаружил. На всякий случай проговорил:
— Плюнь три раза, не моя зараза, не папина, не мамина, не всех моих родных.
Выбрав самую новую на вид чашку, нехотя поплёлся к клубничным грядкам. Рядки спутались усами и затянули междурядья молодыми побегами. Первые ягоды Крис съел, предварительно вымыв под уличным краном. Есть всё равно хотелось, и чем больше он об этом думал, тем больше урчал недовольный живот.
Клубника, к сожалению, хорошо уродилась. Через пару часов две полные чашки уже стояли на небольшом утоптанном пятачке у крана, прикрылось ягодами дно и на третьей, судя по всему, не последней. Солнце жарко покусывало затылок и шею, рубашка прилипла к спине, а воротник натёр кожу жёстким краем.
— Баба Люба тебя убьёт.
Крис на секунду замер, не сразу сообразил, откуда голос, только потом развернулся к дому.
На дорожке из жёлтого песчаника стоял худой, сутулый, до черноты
