class="p1">Варюша привыкла в саду, больше за нее переживала. Столько впечатлений за день у малышки, не успевает рассказать. Хотя бы за нее спокойна. Тяжело одно — где папа… Вру, что периодически ездит в длительные командировки. У Ковалева хватает сил поддерживать миф. Часто видеть его рядом не в силах.
Останавливаюсь у зеркала.
Что со мной стало? Лишних шесть килограмм печально облепили некогда красивое тело. Жирок подвисает и по бокам, и бедра округлились сильнее, чем нужно. Сетовала, что набрала вес, но некогда было следить за питанием. Не до себя. Варя на первом месте, поездили по врачам дай боже. То диатез, то носоглотка, то нарушение сна. С ног валилась, но одержимо следовала рекомендациям докторов.
Андрею готовила, гладила. Я вообще мало в чем ему отказывала, про постель умолчу, потому что круговертили так, что кровать ломалась. Понимала, что семья, что несмотря на усталость, нужно успевать по всем направлениям.
С тоской смотрю. Нет, толстая.
И этот гад молчал. Свистел в уши, что такой ему нравлюсь. Говорил, что даже отлично, что набрала. Наврал. Была бы худая, не изменил бы. Все любят тощих, стройных, подтянутых. С ненавистью щелкаю по животу. На весах дрожит ужасная цифра — шестьдесят семь. Господи, кошмар. Но худеть хочу не ради него. Ради себя! С твердым решением выхожу из дома. Прогреваю машину и еду на работу. Выезжаю за полтора часа. Надеюсь, выпить чашку кофе в дороге.
Сбыться желанию не суждено, потому что колесо попадет в яму и с ужасным свистом лопается. Меня выносит из машины с космической скоростью. Мне так страшно, что зубами клацаю. Осматриваю с тоской автомобильную жуть, прикидываю с тоской что нужно вызывать эвакуатор. Сама я не вытолкну, сил не хватит. Даже если и да, то колесо разбортировать и поменять на запаску без вариантов. Склоняюсь над ямой, замечаю, что бампер пострадал конкретно. Это лишние затраты, которые не планировала.
— Ягодка, помочь?
Высунувшись из окна автоваза, сверкает вставным золотым мостом усатый красавец- кавказец.
— А почему ягодка? — оторопев, задаю нелепый вопрос.
— Самый сок! — показывает два пальца мужик. — Не то, что эти, — машет в сторону проходящих тростинок, — а ты загляденье.
Вот спасибо! Ловлю на самом кончике отборное ругательство, сдерживаюсь. Он же от чистого сердца говорит, нужно быть добрее, даже если тебя невзначай пампухой обозвали. Улыбаюсь только губами, благодарю кивком. Как только собираюсь спровадить усатого, снова слышу.
— Ничего себе персик! Эй, прекрасная девушка, Вам помощь нужна?
Еще один нежданный супермен прибыл.
— Тут уже есть помощь. Езжай отсюда.
— А я тебя не спрашивал. Так что, прелестница, помочь?
Мне бы радоваться, что, не успев расстаться с мужем, на голову рушатся целых два поклонника, но не получается. Больше всего хочу, чтобы уехали. Справлюсь сама! Был уже в моей жизни помощничек, с меня хватит. Ничего больше ни от кого не нужно.
Независимость номер один в моей парадигме. Я себя сделаю сама и не буду кому-то должна. (от авт. Искаженная песня Лолиты).
— Вам что нужно от нее? — громогласный голос заставляет трещать потуги суверенитета. — Всем до свидания. Отчаливайте.
— Ты кто такой? — возмущаются оба. Я настолько ошарашена, что вымолвить слово не могу. Заклинило. Откуда взялся Андрей? — Без тебя народу много.
Бывший молниеносно вылетает из машины. Видок у него ужас, всклокоченный и ершистый. Нагибается в окна мужчин по очереди и гневно плюет.
— Я, блядь, ее муж! Пока рожи не расквасил — валите!
Мужики молча заводят машины. Стою в придорожной пыли, медленно наливаясь гневом. Во-первых, какой на хрен муж? Теоретически да, но после предательства называть себя так верх наглости. Во-вторых, я не просила. Я вообще предпочла бы, чтобы Ковалев не приближался на километр. Мне ничего от него не нужно. Абсолютно ничего.
— Ну и что ты здесь делаешь? Следишь?!
Мужественно смотрю на этого козла. Ругаю его про себя распоследними словами, пытаясь закрутить водоворот ненависти круче и гуще. Градус неприятия повышаю донельзя. Дрожь выходит на поверхность кожи крупными мурашками.
Андрей движется навстречу. Идет медленно. Отсчитываю шаги, словно последние часы жизни. Этот гад не перестал быть красивым. Даже понурая усталость и залегшие синяки под глазами не портят. Костюм сменил… Ха, для этой старается. Горьким полосует по сердцу, тошно становится до одури.
— Мимо проезжал, — хмуро говорит. — Тебе в сервис нужно, — кивает на авто. — Купила давно?
Ему совсем необязательно знать, что моя машина служебная. Может дурость, но мне хочется, чтобы Андрей думал, что она моя.
— Поезжай. Я вызову ангелов.
— Ирин! Они завязнут в пробках. Оставь ее здесь. Ты спешишь же?
И какого черта отвечаю, что спешу? На автомате сказала, не подумав. На самом деле все так и есть, на работе первое важное совещание. Не хочу ударить в грязь лицом. Мне крайне важно не опоздать. Как назло, звонит Семен Юрьевич, справляется о моем местонахождении потому как нужно проинструктировать перед собранием. Что же делать?
— Отвезу, — голос Ковалева отрезвляет.
Заторможенно наблюдаю, как он открывает передо мной дверь. Пассажирскую.
Там, где сидела она…
Глава 8
— Семен Юрьевич, простите.
Врываюсь в кабинет, сломя голову. Я давно для себя определила, что на рабочем месте никаких «Сэмов, Семенов» и прочь. Не важно, как общаемся в обычной жизни, здесь паразитировать не хочу и не буду. Хотя начальник иногда игнорит свои же правила.
— Здравствуйте, Ирина… Олеговна.
Изучаю сидящих рядом с шефом людей. Все в полном составе присутствуют. Смятение, свернувшееся в животе закоксовывает. Приходится приложить немало усилий для того, чтобы выйти из оторопи.
— Попала в аварию. Извините за опоздание.
Пробираюсь к своему месту, тихонько сажусь. Включаю мозг, но сконцентрироваться тяжело. Встреча с Ковалевым выбила из колеи. Тщательно маскируемое спокойствие вышло из-под контроля по мере созерцания распахнутой двери.
Сволочь. Беспринципная наглая сволочь.
Как он мог?
Совесть есть или давно позабыта?
— Я. Туда. Не сяду.
Он растерянно смотрит. На самом деле не понимает или прикидывается? Сверлю его, будто пропилить пытаюсь. Кипение ненависти шкалит выше неба. Нет той точки, к которой возносится возмущение. Ее, мать вашу, не существует.
Гад ползучий.
— Ириш, прости.
Доходит до эгоиста. Встречаю противоположно моему шипящему бешенству полное абсолютное раскаяние. Думает поверю? Никогда. Ошибки не прощают. Боже, как же страшно, когда ломает внутри. Подводит слабое тело, дрожит и заваливается. Душа вдребезги разлетается. Только осколки внутрь снова летят, никого не раня, потому что это только твоя боль. С огромной силой впиваются в развороченное мясо, по-новому выворачивая рваную плоть.
— Пошел ты со своим прощением.
Ковалев бледнеет сильнее прежнего.
