— Моего присутствия больше не требуется? Я тогда пойду, а то дел ещё полно.
— Нет, херра Хухта. Вы ещё на несколько минут задержитесь. Это касается издания новой книги Матти.
— О как! И когда ты успел что-то написать? Чего мне не сказал и не показал? — наехал на меня дед.
— Нет, херра. Это касается его перевода «Книги Джунглей» Редьяра Киплинга, — главный аграрий повернулся ко мне и спросил. — Помнишь, я на твой день рождения взял почитать перевод?
Ну, ещё бы не помнить. Почти насильно уволок. Только перед фактом поставил, что возьмёт на почитать. Хорошо, что я по своей привычке перевод записал на финском и шведском, и в разные тетради. А то бы мне нечего было бы читать своим сельским охламонам.
— Так вот. Есть в Гельсингфорсе такое издательство, «Отава» (Otava). Её владельцем является Ханнес Гебхард, один из руководителей нашей аграрной партии, заведует кооперативным движением, — зачем-то стал мне объяснять подробности об этом человеке Ээро Эркко.
— Дядя Ээро, я помню херра Гебхарда. Он пару раз приезжал к нам, на конференции младофиннов. Так он тоже перешёл к вам в партию?
— Ах, да. А я и запамятовал, что через ваш кемпинг прошла, наверное, половина всех политиков княжества. Да, он тоже перешёл в мою новую партию. Но речь не об этом, а о том, что ему понравился твой перевод «Книги Джунглей», и он хочет его напечатать.
Что такое издательство «Отава» я узнал здесь очень рано. Где-то через год после моего попадания в это время. Когда сёстры обучали меня грамоте по шикарной, иллюстрированной азбуке. Учебник был напечатан именно этим издательством. Слово «отава» на финском, означает «черпак». И я очень удивился: почему так странно называется книгопечатная компания. Пока мне не объяснила мама, что «отава» — это не только черпак, а и созвездие «Большая Медведица», похожее на тот самый черпак.
— Ну, я не против. А как же автор? Редьяр Киплинг?
— С автором будут юристы компании разбираться, а ты мне скажи, ты только на финский переводил?
— Нет. Ещё и на шведский. Надо?
— Да. И если переведёшь на русский, то тоже мне отправляй.
……
На картошку я в этом году опять не попал. Меня вместе с Микки запрягли на чистку рыбы. Хоть мы и жили теперь больше половины года в городе, но навыка не потеряли. Вернее, быстро восстановили, когда нас дед турнул со стройки патронного завода на родной хутор. Датчане уехали на свою бывшую родину в поисках рабочих и я, как переводчик стал не нужен. А Микки, вместо того чтобы ждать повозки с кирпичами и их учитывать, повадился бегать купаться в мелкой и хорошо прогреваемой протоке. Деду это быстро надело, и он сплавил мелкого вслед за мной.
Хоть у нас уже были и фабрики, и заводы, и паровозы, от рыбного промысла клан и не думал отказываться. Правда, рыбу теперь ловила парочка наёмных работников, а на разделку привлекали всех свободных родственников.
Корзины с рыбой таскал от лодок Пентти Элстеля, уже официальный жених моей сестры Анью. А за разделочными столами нас работало только четверо. Баба Райли Мюллюмяки, матушка тетки Тууликки, жены моего родного дяди Каарло счищала специальной железной щёткой чешую и передавала рыбу мне и моему кузену Армасу. Мы вспарывали рыбе брюхо и, вытаскивая, сортировали внутренности. Икра отдельно, воздушные пузыри отдельно, а остальная требуха — в деревянные вёдра. И передавали рыбу бабушке Ютте, а та, смотря что это за рыба, или рубила её на куски, или пластала на засолку и копчение.
Микку же поставили на работу с рыбьими пузырями, которые он забирал у нас, прокалывал и, обваляв в смеси соли и перца, раскладывал на противнях. По мере их заполнения, он их оттаскивал к коптильне, где они и вялились, и коптились. В итоге, получалась одна из самых вкусных закусок, которую дед Кауко поставлял во многие таверны уезда и города.
Только-только успели закончить обрабатывать утренний улов, как я был схвачен за руку Пентти Элстелем и утащен им за коптильню.
— Мне надо с тобой поговорить. Серьёзно. По поводу предстоящей свадьбы. И вот, без этих, — он кивнул в сторону Микки и Армаса, которые заметив, что их диктатора куда-то поволокли, прискакали на помощь.
— Это твои будущие родственники, говори при них. Или ты раздумал жениться на моей сестре и решил её бросить? И решил мне это тайно поведать? — наехал я в ответ на парня.
Пентти постоял, подумал, переводя взгляд с меня на пацанов, и что-то, видимо, для себя решив, выдал:
— Да перкеле с ними, пусть слушают. Только не болтают, — и он вопросительно посмотрел на меня, будто ожидая, что я тут же им отдам приказ молчать обо всём.
— О чём, не болтать то? Ты же ещё ничего не рассказал.
— Грр. Хухта. Как с тобой трудно разговаривать. Ты такой скользкий, что…
— Пентти! Хватит ходить вокруг да около! Что тебе надо? — совсем непочтительно прервал я старшего, и усмехнулся, эх, видел бы меня сейчас дед Кауко.
— У меня нет денег на выкуп твоей сестры на свадьбе, и кольца я не смог купить. У меня в городе карман подрезали и все мои накопления украли, — и он, произнеся эти слова, вдруг неожиданно рухнул передо мной на колени и жалобным голосом попросил. — Помоги. Я знаю, у тебя всегда есть деньги. Я отдам, отработаю.
— Так, Микка, Армас! Всё что слышали — забудьте и идите по своим делам, — отдал я распоряжение кузенам.
Армас послушно развернулся, а Микка, вместо того чтобы уйти, предложил:
— Матти, у меня есть двадцать семь марок. Если будут нужны, ты только скажи.
— Не, братишка (serkku). Я и сам справлюсь. Ты, лучше на эти деньги фотоаппарат себе купи и научись им пользоваться. Всё, идите, я разберусь, — и, дождавшись когда мелкие свалят, обратился к Пентти. — Встань. Ты чего передо мной на колени падаешь? Совсем помпо что-ли? Конечно
