иначе могли бы вызвать у нас сомнения. На портрете указан его возраст на свитке, слева от него, прямо под щитом фон Гогенгеймов, на котором изображены три синих шара на белой ленте. Справа от него, в левом углу картины видна воловья голова, изображённая не как геральдический символ, но, вероятно, в связи с родовым именем невесты[16]. В правой руке он держит гвоздику – цветок жениха, согласно обычаю. Маленькое сводчатое окно смотрит на дорогу, пролегающую под сенью скал и пихт, по которой держат путь двое мужчин – всадник и пеший. Возможно, это намёк на тропу паломников, направляющихся в Верхний Эцель. Портрет чрезвычайно интересен и превосходно исполнен маслом по дереву. На нём изображён человек тридцати четырёх лет, одетый в чёрный костюм, как было свойственно людям его профессии, и в берете, который закрывает верхнюю часть головы, оставляя видимой лишь волну густых вьющихся волос, ниспадающих со лба довольно низко до самой шеи. Его лицо благородно очерчено, оно полно мысли, спокойствия и добродушия; вокруг рта глубокие складки; у него тонкие дугообразные брови и глаза, в которых читается мудрость, весёлость нрава и немного грусти. Он носит два кольца – по одному на среднем пальце каждой руки. [Исходя из вышесказанного], можем судить, что в 1491 году Вильгельм фон Гогенгейм любил заниматься научными изысканиями, был человеком в высшей степени доброжелательным, а также имел благородное происхождение с правом на герб своего рода и мог передать его по наследству сыну, который всегда пользовался этим правом.
Портрет отца Парацельса, Д-ра Вильгельма фон Гогенгейма
Д-р Карл Аберле вносит свой вклад рассказом о вероятных приключениях картины, прежде чем она заняла своё место в музее в Зальцбурге. По слухам, в 1760 году её видели в доме некого купца этого города, и её владелец говорил, что картина, якобы, висела в гостиной Парацельса при его жизни. Столетием позже она принадлежала господину по имени Йозеф Мосл, который умер в 1885 году. Он унаследовал её от отца, а тот приобрёл её у некого Шамгубера, служившего у зальцбургского архиепископа в конце восемнадцатого века.
Окснеры жили за мостом через реку Зиль, где начинался подъём на Эцель. Их родовой дом сгорел дотла около 1838 года, и то сооружение, которое выросло на его месте, ни в коей мере не воспроизводит прежнее. На плане старого Айнзидельна и его окрестностей мост и дом представлены такими, какими они были, когда д-р фон Гогенгейм пришёл с женой в дом её отца. В том строении удлинённой формы было два просторных этажа, и верхний был отведён молодой чете. До нас дошло мало сведений о супруге врача. Она, несомненно, была спокойной, благочестивой, толковой женщиной, которая, выйдя замуж, исполняла свои обязанности по дому.
Дом был расположен в живописном месте. Со стороны Айнзидельна по холмистой местности к нему вела дорога, которая, сбегая с крутого склона, доходила до самого моста. Быстрая река бежала по ущелью мимо берегов, поросших пихтами среди изобилия трав и цветов. Дом находился в некотором отдалении от того места, где начинался крытый мост. Его окна смотрели на тропу паломников, уходившую вверх по Эцелю. За домом расстилались луга, где паслись коровы. Мост, известный как Чёртов, спустя полтора столетия отстроили заново, но как можно ближе к оригиналу, так что в наши дни можно увидеть почти всё из того, что было привычно взору обитателей дома Окснеров.
Глава II
Рождение, детство, обучение
Века земные приходили и уходили чередой – пока не вспыхнула заря Его явления в должный срок.
Итак, 10 ноября 1493 года родился мальчик. Его окрестили Теофрастом в честь греческого мыслителя и ученика Аристотеля (Теофраста Тиртамоса из Эрезуса), врача, ботаника и минералога, который вызывал у его отца особое восхищение. К этому имени могло быть приставлено имя Филипп, но сам Парацельс совсем не употреблял его, а что касается имени Ауреол, оно, по-видимому, было подарено ему позднее почитателями, а в 1538 году он вписал его в название документа. Почётное имя Ауреол дано было в своё время Теофрасту Тиртамосу, и доктор в шутку мог употреблять его в отношении своего сына. Наверное, ощущалось какое-то неуловимое истечение света от его лица, как это бывает у других гениев, чем он и заслужил это замечательное имя. При рассматривании портрета, ошибочно приписываемого Тинторетто и написанного, когда Парацельсу было двадцать восемь лет, несомненно, возникает желание увидеть такое сияние вокруг его головы. Но только после его смерти это имя стало широко использоваться его биографами и издателями. Его полное имя, записанное без гипотетических добавлений, звучит так: Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм.
Растить мальчика было нелегко. Маленький, слабенький, рахитичный, он требовал постоянного внимания. Его он получал от своего отца, который следил за ним с тревогой и нежностью. Д-р фон Гогенгейм сделал для себя открытие, обнаружив лечебное и оздоровительное значение свежего воздуха. Теофраст подрос и стал его постоянным спутником. Он учился у отца названиям и свойствам лечебных трав – для примочек, настоек, ядов и противоядий. Так он начал читать первую страницу Божественной книги природы. Не было более полной или более привлекательной книги для чтения, чем окрестности его родного дома. Отец Мартин Гандер составил каталог флоры Айнзидельна, гор, леса, луга, озера, болота и придорожной полосы. В его небольшой книжечке, изданной господами Бензигерами, мы можем открыть для себя то, что открыл маленький мальчик при первом её прочтении.
В Европе фармация не достигла того официально принятого и признанного статуса, какой она имела в Китае, Египте, Иудее и Греции более чем за тысячу лет до наступления христианской эры. Действительно, первая европейская фармакопея была составлена в Нюрнберге в 1542 году, спустя год после смерти Парацельса. Но б<эльшая часть известных нам препаратов на основе трав была известна в средневековье, а монастыри выращивали их на своих огородах и применяли постоянно. Но они часто назначались без указания точных предписаний, и пациенты должны были глотать микстуры, которые добавляли им страданий, а иногда и приближали смерть. Отвары из трав, однако, вызывали меньшее отвращение, чем варево из минералов и животных, которое выдавалось с молитвами, святой водой и строжайшим запретом свежего воздуха.
На лугах, горных склонах и в лесах, вдоль ручьёв, бегущих в Зиль, и в зильской долине, изобилующей болотами, весна, лето, осень и зима благоприятствуют цветению и плодоношению неисчислимого множества растений. На лугах сменяют друг друга примулы, горечавка, маргаритки, шалфей,
