весь в испарине, надув губы и глядя исподлобья, остановился он перед хозяином, невозмутимо сидевшим в гостиной, в кресле. Сбоку от хозяина находился небольшой столик, на котором стояла ваза с черемухой и несколько бутылок пепси. Грациозно брал и кушал черемуху хозяин. – Жарко, – произнес он, – не угодно ли стаканчик прохладительного? Или вот ягодок сочных? – Но Худи только гордо записал фамилию субъекта и его домашний адрес. Тем самым как бы говоря: я не признаю своего пораженья и еще возьму реванш!
Через полчаса он докладывал лейтенанту Уткину, что задержал харкуна, произвел в квартире обыск, не давший, правда, результата, но зелье быть должно, и хорошо бы поискать с собачкой. Услышав фамилию подозреваемого, Уткин растерялся, не зная, плакать ему или смеяться.
– Вы что, в самом деле обыскали его?! (Худи молчал, почуяв неладное.) Это же мэр города!
– Но коричневый язык, господин лейтенант!
– Коричневый язык? Гм… А! Это, должно быть, от черемухи. Всем известно, что мэр от нее без ума… Стыдно вам, рядовой Худи, не знать в лицо начальства!
Какой же я осёл! – думал севший в калошу милицейский. – Он же при мне ел эту чертову черемуху!
И плохо бы кончилась для Худи его непростительная ошибка, если бы за него не заступился все тот же мэр. Вернее всего, простился бы с милою службой Худи, но мэр сказал извиняющемуся по телефону лейтенанту Уткину: – Не будьте строги с этим парнем. Он сам того не подозревая доставил мне несколько приятных минут.
9
А вообще-то кадры милиции были нужны. Нужны как никогда. И срочным порядком набиралось пополнение. Сотни юношей и девушек добровольно откликнулись на призыв: город в опасности! И девушки ни в чем не хотели уступать хлопцам. Так же ловко они научились "хлопать" бандюг из нагана, так же больно могли ударить по лицу ногой. И не боялись они ударов ниже пояса.
Однако кривая нарушителей росла гораздо быстрее, чем прямая блюстителей порядка. И бандиты брали числом.
А еще давно ли служба в милиции была почти номинальной! И чтобы раскрыть все преступления, хватило бы одного комиссара. Да и что это были за преступления! Так! Молодые люди иногда повздорят из-за девушки. Это же в порядке вещей: на то и молодость, чтоб горячиться. Воровство считалось настоящим ЧП, а убийство – событием века.
И вот словно штиль сменился штормом. Чума налетела. "Грызуны" расплодились. А каждый грызун – это потенциальный преступник. Ведь он не работает, а семечек ему подавай. И тут прямая дорога к разбою.
Ладно еще, если грызун грабил грызуна. Чтоб они там все перегрызлись! Но ведь страдали нормальные люди. У них нельзя было отнять семечек, поскольку они таковых не имели, но у них водилось то, за что торговцы давали семечки: деньги, золото, драгоценные камни, произведения искусства. Было: отпускали товар и за вещи. Но постепенно отказались от этого: вещи и относительно дешевы и много места занимают.
И вообще, некоторые торговцы бесились с жиру. Слишком разборчивы стали. Одному чистоплюю подавай только чистое золото, другому – только камешки. Третий аристократ коллекционировал ювелирные шедевры, а четвертый специализировался на книгах или живописных полотнах.
И куда денешься! Бежали на поводу наркоманы у торговцев. Шел грабеж – ни дня без взлома! – как частных коллекций, так, случалось, потрошили и музеи.
Распоясалась преступность. А милиции, напротив, приходилось все туже. Но не боялась милиция ударов ниже пояса.
10
Оперативная группа под командованием лейтенанта Уткина шла на дело. А может быть, и ехала. Не в этом дело. А дело в том, что это дело было обычным делом. Облаву за облавой приходилось совершать. Не успеют сотрудники соснуть как следует, как снова их ждет задание.
Вот и теперь была выслежена опасная банда. И милицейские подбирались к ней, чтобы обезвредить. В само бандитское логово, в саму "малину", нет, поскольку тут не ягоды, а семечки, скажем так: в сам "подсолнух" лежал их путь.
Зашли уткинцы в нужный подъезд. Сухая лузга запотрескивала под ногами. Если бы не спецзадание, следовало бы согласно инструкции обойти все квартиры с целью обыска и конфискации заразы. Но теперь главное было обезвредить тех, за кем числились хищения и убийства.
Лейтенант Уткин лично нажал кнопку звонка. И тут же закрыл пальцем "глазок" в двери, чтобы квартира не подглядывала. Там соловей пропел. Затем шуршанье послышалось и стихло, дверь не открывалась. Еще одну трель заставил исполнить птичку лейтенант. Пел соловей, но разбойники молчали. Тогда Уткин кивнул рядовому Анне Шмуц, игравшему роль ударника, мол, действуй. Анна, которую сослуживцы любовно называли Анкою, вышибла дверь ногой. И тут же, увернувшись от пули, ей предназначенной, с раскруткой на триста шестьдесят градусов, другою ногой уложила стрелявшего бандита. Вот уж про такую не скажешь, мол, ноги коротки.
Опергруппа с арией "Бросай оружие!" ворвалась в логово. И очутилась, как в воде, в шелухе по колено. Однако других бандитов что-то не было видно. Как в шелуху они канули.
Бродили уткинцы сухим черным взморьем, шуршали в непростых поисках. Где же остальные? С балкона не нырнешь: высоковато, шестой этаж. А на балконе и на кухне стояло до десятка полных известно чем мешков. И вот один мешок привлек внимание лейтенанта. Все гладкие, округлые, а этот какой-то шишковатый, какой-то угловатый. Уголовный мешок! – подумал лейтенант Уткин и врезал мешку под солнечное сплетение. Тот взвизгнул женским голосом. И как царевна сбрасывает лягушечью кожу, из-под холстины показалась сама атаманша шайки, известная в преступном мире под кличкой "Зойка-барометр". Прозвали так Зойку за ее развитое чувство опасности. Но, как видим, на этот раз не сработало чувство. Видно, пополнел "Барометр" и стал толстокож.
– А где еще двое? – спросил Уткин, имеющий сведения, что шайка выступает квартетом.
– Ищите! – усмехнулась атаманша. – Что найдете – ваше!
Но никого больше не нашли милицейские. И уже собрались уходить, когда в комнате раздалось громкое "апчхи". Обшарить все до сантиметра! – приказал лейтенант. Стали искать вновь. И вот один оперативник своим кованым ботинком споткнулся обо что-то в углу. Взревев, из-под лузги, как покойник из земли, вырос человеческий бюст.
– Чё пина-а-аешься! Знаешь, как больно! – плакал громила, сидя на полу и потирая ладонью ухо.
Да, этому уголовному элементу не откажешь в находчивости. Почуяв шухер, он ловко зарылся в шелуху, словно ящерица в песок. И глядишь, отлежался бы там, если бы, услышав, что милицейские уходят, не сделал глубокий вдох облегченья. Вместе с воздухом широкая ноздря громилы всосала и шелушинку. Тут и выдал себя пылесос-неудачник.
Так и закончилась эта операция. Правда, четвертого не
