за это суммы с нулями! Эмильена, куртизанки, ей-Богу, как дети! Живут какой-то странной, фееричной жизнью, доверчивые и наивные, а еще капризные. Деньги зарабатываются не так, дорогая».
Мадам Тьерри недовольна глядела на сильно опьяневшего мужчинку.
«Считай меня, какой хочешь, дорогой, но завтра утром я буду лежать в раскиданных тобой денежках в моей кроватке, которые ты мне заплатил просто за то, чтобы потрогать меня. И кто здесь из нас наивный?».
«Ты его сделала, Эмильена!» — тучный мужчина зашелся вновь своим гнусавым смехом, от чего за столом снова появились улыбки.
Мама же предложила всем обратиться ко второму тосту: «Куртизанки — самые образованные женщины мира. За женскую хитрость!».
Делая последние штрихи на своем лице для шоу, которое должно было начаться вот уже через десять минут, я думала о Теодоре. Придет ли, поступившись со своей должностью? Понравится ли ему мой танец? Вообще, конечно, раньше у нас бывали священнослужители, но Теодор Бергк был другим. Если он и явится, то только для меня, ради того, чтобы познакомиться со мной ближе и еще крепче связаться ниточки между нами.
«Лилит, малышка, идешь?».
«Да, одну минуту». Я посмотрела в свои широко распахнутые карие глаза. Мои зрачки всегда были такими огромными, независимо ни от света, ни от событий, ни от веществ в моем организме. Наконец, я встала и направилась на выход.
Пронизывающий писк микрофона закончился так же резко, как и начался. Полная тишина в зале. Белый очерченный круг от прожектора появился на сцене. "Раз, два, три" — отсчитали удары барабанных палочек друг о друга. И зазвучали звуки духовых инструментов! Резко приоткрытая бархатная штора, и вот уже на сцене красуется моя ножка в чулке и на каблуке. Она делает манящее движение. Трубач извлекает виртуозную мелодию, и в этот момент я отодвигаю штору и предстаю перед жаждущей публикой во всей красе.
Танцую.
Плавно двигаю бедрами. Взмах рукой.
Посмотри, какая я кроткая.
Античная красота.
Анатомия.
Аккуратного тела
гармония.
Баланс. Бальзам на твою душу.
Бархат кожи. Взглядом обездушу.
Безвинная, безгрешная развратница. Безнаказанная я проказница.
Взмах руки в рукаве из блесток и перьев. Стук наточенным каблуком. С меня летит последний элемент одежды, оставляя на теле только сладкую парочку: маленькие черные трусики и пэстисы с кисточками. Они подрагивают от каждого движения.
Безумна, безответна любовь моя. Бисквит сердца с алой кровью — съешь меня.
Вожделенная, властная всадница,
в поволоке глаз моих грация.
Жадно шепчу заклинание: «Будь моим!»
И вот потекло твое сознание.
Надменна, непокорна, несравненна. Отважишься опьянить меня изменой?
Пьедестал давно тобою занят.
Раскат рапсодии тебя ко мне приманит.
Я твой трофей, вокруг — лишь тьма.
Увековечь:
в стихах заточи меня.
Зал грохочет от игры оркестра. Я выполняю свои завершающие танцевальные движения: поворачиваюсь к залу спиной, нагибаюсь, прогнувшись в спине на 90 градусов, и медленно очерчиваю свои бедра руками. Бабах! И вот уже с потолка летит поток серебристых блестящих конфетти! Гости ревут, безумствуют, хлопают до боли в ладони, выкрикивая мое имя.
«Гордость нашего „Шоу Сирен“ — Лилит!» — объявляет Мама, пока я смущенно прикрываю грудь ладонями и улыбаюсь толпе. Пройдясь по залу глазами туда-сюда, я уже вдруг подумала, что точно не найду здесь сегодня того самого. И вдруг… Его улыбка. Белоснежные зубы, добрые глаза и блондинистые волосы. Он смотрит прямо на меня. Обнаружив, что я заметила его, машет мне рукой. Как же я счастлива! Забыв обо всем на свете, я отнимаю руки от груди, начиная махать ему в ответ.
И насадил Господь Бог рай в Эдеме на востоке; и поместил там человека, которого создал.
(Бытие 2:8)
ГЛАВА ПЯТАЯ
ТЕОДОР
«Ты любишь стихи?»
«Я учила псалмы».
«Расскажи мне о желании. Чего ты желаешь больше всего на свете?».
«Я желаю родить тебе семерых сыновей».
«Нет, что ты хотела бы сама для себя?».
«Стать отличной женой и матерью».
Я не врала ему. Разве что ответ про стихи обошла стороной.
Я смотрела прямо в его глаза, и весь лунный Париж отражался там. Мы сидели в моей комнате, вдали от шума, прямо на шелковой простыне, в одежде. Вдруг он дотронулся до моего лица. Его красивые, тонкие пальцы прошлись по всему овалу. Я прикрыла глаза, утопая в нашей нежности. Тыльная сторона ладони коснулась щеки, а большой палец остановился на губах. Они были горячими и сухими. Он провел им по ним. Я коснулась языком кончика его пальца, при этом все еще не открывая глаз. Он резко втянул воздух через нос. Я не касалась его, и я знала, что и он не дотронется до меня нигде больше. От этой недосягаемости воздух между нами совсем накалился.
«Теодор, ты прекрасен», — прошептала я, наконец, вновь посмотрев на него.
Он улыбнулся: «Мне уже пора».
«Первый раз в жизни я готова умолять мужчину остаться и провести со мной ночь».
Бергк рассмеялся: «Не нужно умолять, Лилит. Просто не здесь и не сейчас…».
Он сделал паузу. Убрав руки, он улегся прямо на мои подушки и раскрыл руки для объятий. Я с радостью расположилась в них. Поглаживая мои волосы, он мечтательно протянул:
«Ты была сегодня прекрасна. Столь чувственна и при этом наивно невинна. Я восхищен каждым твоим движением, они все для меня значительны. А твой голос — песнь ручья».
Под его умиротворяющую речь я чувствовала, как мое сознание начинает отключаться. Мне было так спокойно и защищенно с ним. Я клянусь, что за всю жизнь ни с одним человеком не чувствовала себя настолько безопасно. Его грудь была именно моим местом. Каждая выемка была словно предназначена для физических особенностей именно моего тела. Аромат ладана и полевых трав, исходящий от Теодора, действовал медитативно. Так что мои внутренние раны буквально затягивались.
«Ты особенная для меня. Моя Лилит. Моя душа, будто любит тебя уже которое тысячелетие».
Так странно, но я чувствовала ровно то же самое. Стоит начать верить в переселение душ? Под эти рассуждения мой разум окончательно отключился.
Только Раав блудница пусть останется в живых.
(Книга Иисуса Навина 6:16)
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ПРЕДВКУШАЯ ВЕЧЕР
"Разрежьте мне сердце — найдете в нем Париж". С этой мыслью я открыла один глаз. Яркое белое солнце безжалостно светило мне прямо в лицо. В кое-каком веке я не закрыла шторы. Так была обласкана моим Теодором, что забыла абсолютно про все, даже про ежедневную рутину, без которой, как
