Мой взгляд упал на ее губы, и меня охватило внезапное желание. Я наклонился к ней, мой голос стал шепотом, полным намерения. "Я могу поцеловать тебя прямо сейчас так, что ты забудешь обо всем остальном, включая моего брата. Чтобы ты поняла, что ты гораздо сильнее, чем думаешь".
Ее глаза расширились от шока, но она не отступила, ее вызов был по-прежнему ясен.
"Я могу поцеловать тебя так, как ты раньше — дико и безрассудно", — продолжал я, проводя большим пальцем по ее нижней губе и приближая свое лицо к ее лицу. "Я могу погубить тебя для любого другого, особенно для него".
Ее глаза опустились к моему рту, и там было… внимание.
Желание.
Она тоже этого хотела.
Но в этот момент дверь распахнулась: "Семь минут истекли", — сказал Донован, и его голос эхом разнесся по комнате. "Пойдем, Сиенна".
Она покачала головой, отстраняясь от меня.
Я не смотрел, как она уходит.
Да и не нужно было.
Она все еще была той огненной девушкой, что и раньше. Я видел это в ее глазах.
Я видел, как она была заинтригована мыслью о том, чтобы поцеловать меня.
И я сделал бы все, что в моих силах, чтобы она стала моей, чего бы мне это ни стоило.
3
Сиенна
Рука Донована крепко обхватила мою руку, вытаскивая меня из дома с привидениями с силой, не оставляющей места для протеста. Как только мы вышли на улицу, по моему телу пробежал холодок, но что тому виной — хрустящий осенний воздух или тяжесть взгляда, обращенного на меня, — я не знала. Смущение, охватившее меня, не было похоже ни на что, что я когда-либо чувствовала. Я была уверена, что мое лицо было таким же красным, как и волосы, и внезапно поблагодарила себя за то, что уже стемнело. Дом с привидениями, игра, Адриан — все это было как в тумане, в вихре решений, которые я не могла осознать.
Я чувствовала тяжесть обвиняющего взгляда Донована, даже не глядя на него. Этот взгляд, казалось, пронизывал меня насквозь, наполненный невысказанными вопросами и подозрениями. В этот момент под его пристальным взглядом на меня накатила волна вины, тяжелая и удушающая. Игривая атмосфера вечеринки теперь казалась гнетущей.
Я остро ощущала на себе взгляды других гостей, их едва уловимые перешептывания, когда мы выходили из темноты дома с привидениями. В воздухе витала атмосфера осуждения, и я чувствовала себя маленькой и незащищенной, чего никак не ожидала, когда согласилась играть в эту, казалось бы, невинную игру.
В голове проносились мысли и страхи: не нанесла ли я непоправимый вред тому, что было у нас с Донованом? Мысль о том, что мои действия в доме с привидениями с Адрианом, пусть и невинные, могли передать Доновану что-то другое, мучила меня. Я хотела бы объяснить, сказать ему, что мое решение пойти с Адрианом было не таким, каким казалось, что я просто не хотела ставить его в неловкое положение.
Но слова не шли, застревая в узле тревоги в горле.
Мне не следовало соглашаться идти в тот дом с Адрианом. Я даже не знала, почему согласилась на это. Меня тянуло побыть одной, сделать что-то, чего, как я знала, делать не следовало, но это было нечто большее. Это было и желание не разочаровать Донована, быть частью игры, в которую он хотел играть. Но теперь, когда меня вели прочь, я поняла, насколько это было ошибкой.
Когда мы снова подошли к группе, я была в замешательстве. "Я думала, мы уходим", — пробормотала я.
Брови Донована нахмурились в замешательстве. "Зачем нам уходить?" — спросил он. "У тебя была своя очередь. Теперь моя очередь".
Его слова были как ушат холодной воды, пробудив меня к реальности ситуации. Я застряла в игре, в которую больше не хотела играть, оказавшись между ожиданиями Донована и своими собственными запутавшимися чувствами.
"Ничего не случилось", — пролепетала я. Мой голос прозвучал более оборонительно, чем я предполагала.
Донован даже не взглянул в мою сторону. "Я не спрашивал", — холодно сказал он, сосредоточившись на игре.
Его отказ больно резанул, резко контрастируя с заверениями, которые я так отчаянно искала. Мне хотелось верить, что его отказ от расспросов продиктован доверием, но в глубине души грызущее сомнение подсказывало мне обратное. Его поведение было жестким, как будто он вымораживал меня.
Я знала его достаточно хорошо, чтобы понять это.
Я сидела, прикусив нижнюю губу и стараясь не расплакаться. Я не хотела выставлять себя на посмешище перед этими людьми. Я не хочу привлекать к себе и Доновану больше внимания, чем уже привлекла.
Он покрутил бутылку в руках, его плечи напряглись, а выражение лица стало нечитаемым. В его позе чувствовалась скованность, и он по-прежнему не смотрел на меня, что убивало меня почти так же сильно, как его молчание. Его взгляд был прикован только к бутылке, крутящейся на полу. Я затаила дыхание. Может быть, она упадет на меня.
Но нет.
В конце концов он остановился и указал на девушку с темно-каштановыми волосами. Она была поразительна, ее изгибы подчеркивал наряд, казавшийся непозволительно откровенным для октябрьской прохлады. Я не могла не удивляться, как она не замерзла, ведь ее верхняя часть не оставляла никаких шансов для воображения.
Когда Донован наконец перевел взгляд с бутылки на девушку, воздух вокруг нас, казалось, стал еще холоднее. Его безразличие было безмолвным посланием, контрастирующим с теми словами, которые он не произносил, оставляя меня наедине с неуверенностью и неуверенностью, которые теперь омрачали наши отношения.
Девушка с темно-каштановыми волосами хихикнула — легкий, кокетливый звук, который, казалось, прозвучал громче, чем должен был. Ее друзья, плотным кольцом окружившие ее, подталкивали и шептались с ней, их волнение едва сдерживалось.
Донован грациозно встал. Он засунул руки в карманы — непринужденный жест, который казался вынужденным. Уверенными шагами он направился к дому с привидениями, спиной к группе и ко мне.
Девушка быстро поднялась на ноги и последовала за ним, ее движения были нетерпеливыми, но
