минуту, подносишь бутылку, а в ней ни капли. А идти куда-либо нет ни желания, ни силы.
Все, приплыли.
Вот так завалиться, растечься по дивану, как масло, и отбросить копыта к чертям собачьим. Только и всего. Раз, и там.
Только и всего.
Но если бы все было так просто.
Рука потянулась к телефону, не удержался, набрал Алису.
Не берет.
Позвонил еще раз.
Не берет.
Бог любит троицу.
А еще обламывать.
И из меня полился поток негодования, боли, обиды, желчи и выпитого алкоголя.
Хорошо хоть тазик догадался поставить заранее.
И отрубился.
У меня чертов рак…
Шикарно началась неделя.
* * *
Я проснулся в 4 утра. Голова трещала и мстила мне с невероятной силой. Под глазами мешки. В глазах резь. Вены вздулись на висках и пульсировали. Лицо отекло и раздулось так, будто я всю ночь зависал на пасеке с пчелами. Болело все, даже язык и переносица. Так тебе, неудачник.
Пробовал снова уснуть, но куда там. Пришлось укутаться теплее и включить «Во все тяжкие». Не зря же качал. А со сном так и получилось – четыре часа, если не меньше.
Все идет по плану.
Бугага.
Смотрел на Джесси и Уолтера и начал ассоциировать себя с ними. То есть раньше я просто смотрел, ну, мол, что вы еще нам покажете? А теперь я понимал, что чувствовал главный герой. Но лучше бы такое не понимать. Никому.
Может, тоже начать варить мет?
Очень смешно.
Да и я не учитель химии.
Химия.
Химиотерапия.
Звучит как насмешка, конечно.
Хотя теперь все звучит как насмешка.
* * *
И снова вспышки памяти.
Выпускной в училище.
Два года в Волгограде.
Вернулся обратно.
Несси.
* * *
Выпускной в училище.
Очень напомнил выпускной в школе, разве что…
Не было родителей.
Никто не прятал топливо.
Никого не увезли на скорой.
Никто не говорил про открытые двери во взрослый мир.
Никто не пел «Я солдат».
Валера схлестнулся с оркестрантами, и началось кровавое месиво. Они отпинали всех, даже директору немного досталось и, что порадовало, Сергеичу. Бой вышел непродолжительным, но очень интенсивным. Сорвали кулису, разбили вазу, дважды пустили кровь. Без крика и участия девчонок тоже не обошлось. И лишь когда один из оркестрантов проломил ногой сцену, все как-то быстро протрезвели, пришли в себя, обнялись, пожали друг другу руки. Даже мы с Сергеичем помирились. Он похвалил мою дипломную работу, сказал, что я неплохо сыграл Базарова, хотя всегда есть куда расти, и что, если бы не отсутствие дисциплины, он бы мог за меня замолвить словечко Денисову, он как раз набирал актерско-режиссерский курс в институте. Но так как он не уверен во мне, тем более после такого катастрофического косяка, то не будет просить. Вот и надо было дразнить? Но это мелкая и отвратительная черта театралов – поддеть, уколоть, унизить. Обидчивые натуры.
Я не очень-то хотел в институт, тем более снова в театральный, но отсрочка на 5 лет мне явно бы не помешала. Вот явно бы.
Придя в норму, оркестранты собрались вместе и слабали «макарену», что-то еще веселое, а затем перешли на творчество старого доброго Шнура и группы «Ленинград». Ох, уж эти оркестранты.
Все танцевали как угорелые, а после с теми же оркестрантами приводили актовый зал в порядок и чинили сцену.
Напоследок наш курс показал пародии на преподов и спел слезливую песенку о прекрасных годах, проведенных в училище, и о том, как сцена нас сплотила и стала неотъемлемой частью жизни. Вранье, конечно.
Я, например, больше ни разу в кульке не появлялся. Да и многие так же.
* * *
Два года в Волгограде.
Нет, я не служил там. Хотя мог. Собственно, я поэтому и оказался в Волгограде, чтобы не служить.
Снова ломать руку мне не хотелось, альтернатив было немного, не дожидаясь повестки в военкомат, я рванул куда подальше. Почему-то захотелось в Волгоград. Юг все-таки, там теплее и люди не такие суровые.
Я подал документы во все вузы, какие только смог, но везде провалился.
В театральном мне сказали, что у меня ужасный говор, а как узнали про училище, так и вовсе скривились и посоветовали забыть про карьеру артиста. Переучивать меня никто не возьмется.
Не больно-то и хотелось.
С остальными универами тоже не заладилось. Не то чтобы я такой тупой, но результаты ЕГЭ у меня далеко не лучшие.
Гребаное ЕГЭ.
Гребаный рак.
Хотя он, в общем-то, ни при чем, и его тогда не было.
Надо вот было вводить это дебильное ЕГЭ? Все кавказцы уделали меня по русскому языку. Такое мыслимо вообще? Да половина из них предложение толком составить не может. По сто баллов набирают.
Короче говоря, я засел на дно, чтобы военком не смог меня отыскать.
Не скажу, что мне жутко понравилось в Волгограде, но там есть:
Волга.
Мамаев курган.
Панорама Сталинградской битвы.
Котлеты по-киевски.
Длиннющий проспект Ленина. За два года я так и не смог пройти его целиком. Но пытался неоднократно.
Еще, что удивительно, раньше он назывался Сталинградом, но в городе несколько памятников Ленину, причем довольно крупных. Они даже в какие-то списки рекордов входят. А памятников Сталину нет, что тоже логично.
Красивых домов там немного, но и это понятно. В Отечественную ему досталось по самое не балуй, и город превратился в руины. Его отстраивали заново, и тут уже было не до красоты и помпезности.
Я снял крохотную однокомнатную квартирку с фиолетовыми обоями и вечно протекающим краном в Кировском районе и устроился работать аниматором в контору со странным названием «Карандаш».
«Карандаш» – мы разукрасим ваши серые будни.
Вот тогда я по-настоящему возненавидел детей. Это маленькие монстрики. Вернее, маленькие они только по росту, а вот монстры гигантские. Просто немыслимые.
Не было ни одного праздника, с которого бы я не ушел оглохшим, с подбитым глазом, с синяками на руках и ногах или порванным костюмом.
Дети висли на мне.
Дети визжали, как ненормальные.
Они пинались, царапались, кусались.
Дети бросались в меня едой.
Дети плакали и боялись меня. Но не все, к сожалению.
Кем я только не был за эти два года.
Человеком-пауком.
Джеком-воробьем.
Фиксиком.
Халком.
Индейцем.
Супермэном.
Варваром.
Долбаным клоуном.
Долбаным мимом.
Долбаным Пикачу.
Каждые выходные я порывался бросить разукрашивать серые будни детей и их родителей, но мне нужны были деньги. А наше прекрасное училище как-то не сильно позаботилось о том, чтобы разнообразить наши умения в зарабатывании денег. Так что единственное, что я мог, – сменить