швам. Поэтому нет. Сто тысяч раз нет. По крайней мере в ближайшие лет сорок.
Моногамия не для меня. Я не смогу принадлежать одной женщине, я слишком люблю их всех: свободных, раскрепощенных, дерзких, готовых дарить и получать удовольствие. Пока у вас отношения в горизонтальной плоскости, и ты находишься у нее в списке «потенциальных женихов», она готова на всё! Но как только на ее пальчике начинает блистать камушек, мясорубка мозга обеспечена на годы. Поэтому еще раз нет.
— Ба, ну зачем мне кто-то? У меня есть ты, — целую руку Рудольфовне.
— Не подлизывайся. Меня скоро не станет, и ты останешься один.
— Бабуль, ну хватит, а? — ну реально надоело. — Ты будешь жить долго и счастливо, уж я об этом позабочусь.
В миг рука ба безжизненно выпадает из моей ладони и свисает с кровати. Грудная клетка Аглаи Рудольфовны замирает, а глаза закатываются за веки.
Вздыхаю. Как она это каждый раз проворачивает — без понятия.
— Ладно. Что ты хочешь?
Ба шустро подбирается и смотрит на меня взглядом победителя.
— Илюша, я записала нас на сеанс к ясновидящей, — ошарашивает меня ба.
— Ты что сделала? — подскакиваю со стула. — Ты в своем уме?
Что-то мне подсказывает, что нет.
— Не хами, — ба резко поднимается и садится, высверливая во мне дыру размером с каньон.
Хожу по комнате как узник карцера.
Всякий бред я слышал от Рудольфовны, но чтобы такое? Уму непостижимо.
— Она сильная. Потомственная гадалка в седьмом поколении, — невозмутимо сообщает.
— Пф, это меняет дело, — всплёскиваю руками. — Была бы в шестом, я б еще задумался, а раз в седьмом — однозначно сильная, — иронизирую я.
— Не хами, Илья, — грозно рокочет ба. — Увидеть правнуков, я уже поняла, мне не посчастливится на этом свете. Дай хотя бы узнать будут ли они вообще, а там и помереть можно спокойно. Агнесса Марковна уже к ней ходила. Хвалила.
Ах, Агнесса Марковна. Эта, как бы помягче сказать, блаженная?!
— Прости ба, а с чем ходила Агнесса Марковна? — уточняю.
— С коммунальными платежами! — возмущенно отвечает Рудольфовна. — Ее водоканал обсчитал, будь они прокляты, так Белладонна провела обряд, и этим же вечером у Агнессы в сумочке обнаружились украденные буржуями 537 рублей. Говорю ж, она сильная, — поднимает вверх указательный палец на манер «во как».
Это жесть. Просто треш. Я не сплю, раз слышу эту несусветную ересь?
— А сколько взяла с нее ваша сильная Белладонна?
— У нее нет тарифов. Берет сколько дадут.
— И сколько дала Агнесса Марковна? — наседаю на ба.
Рудольфовна нервно хватает стакан с водой и делает глоток, понимая, к чему я веду.
— Ну, я жду, — складываю руки на гуди.
Ба бегает глазами по комнате.
— Кажется, три тысячи… — мямлит Аглая Рудольфовна. — Я не помню уже.
— Спешу тебя огорчить, но ваша Белладонна, — какая пошлятина, — не сильная, а хитрая. Мошенница, одним словом. Она облапошила твою Марковну в три счета.
Ба вздрагивает, как от удара током.
— Красота в глазах смотрящего, Илюшенька, — обиженно констатирует бабушка.
С этим не спорю. Но…
— Это сейчас к чему было? — уточняю.
— Ты видишь во всем алчность и меркантильность. Не все люди такие. Есть те, кто приносит добро.
— И это, безусловно, ваша Белладонна? — усмехаюсь.
— Да! Она излучает свет, дает людям надежду, исцеляет, — перечисляет ба.
И обдирает стариков… Хороша, ничего не скажешь! Нда, кажется, Марковна хорошо промыла бабушке мозг, а той, в свою очередь, ясновидящая-деньги-мошенница.
— Окей, — неожиданно для себя соглашаюсь. — Давай сходим к твоей ясновидящей, — и я докажу Аглае Рудольфовне, что все маги, гадалки и прочая нечисть — настоящие шарлатаны. А заодно и повеселюсь. — Когда у нас прием?
— Не прием, а сеанс, — воодушевляется ба. — Завтра в 9 утра.
Что? Во сколько?
— Ты издеваешься? — хмурюсь. Сегодня пятница и я планировал как минимум вернуться под утро, да еще и не один.
— У Белладонны очень плотный график, — пожимает плечами.
Ну еще бы! Бабки со старух грести лопатой — дело не хитрое.
— Ладно. Завтра за тобой заеду. Это все? — смотрю на время.
— Всё. Ужинать будешь?
— У меня дела. Некогда, ба. Спасибо.
Помогаю Рудольфовне подняться, чтобы себя проводить. Обуваюсь, подхватываю брошенное пальто.
— Давай, бабуль, до завтра. Если что, звони, — берусь за дверную ручку.
— А товар? — спохватывается.
Во! А еще жалуется на память!
Лезу в карман пальто и извлекаю два лотерейных билета. Уже лет десять я неизменно снабжаю ее этой мурой. Бабуля надеется срубить джек-пот и оплатить мне ипотеку, которую я уже давным-давно погасил. Но именно об этом Аглая Рудольфовна предпочитает все время забывать.
Глава 4. Степан Васильевич
— Степан Васильич, я дома, — закрываю за собой входную дверь и устало припадаю к ней спиной. Моя поясница отваливается, а ноги гудят так, что разгоняют дрожь по всему телу.
Прикрываю глаза, мечтая поскорее оказаться в постели. У меня нет сил принимать душ, поэтому решаю сделать это после сна. Я всю ночь проскакала в баре, который с вечера пятницы по субботу, по обыкновению, забит до потолка.
Сбрасываю реанимированные суперклеем кроссовки и поднимаю голову на звук открывающейся межкомнатной двери.
— Доброе утро.
Проигнорировав мое приветствие, Степан Васильич лениво шествует ко мне, потягивая свое тощее тельце.
Спал засранец.
Подходит ближе и тычет свою наглую черную морду в пакет, обнюхивая его содержимое.
— Нет там ничего, — кроме униформы, которую я прихватила постирать. — А чтобы было, сегодня придется поработать, — укоризненно смотрю на кота.
— Мя, — недовольно бросает Степан Васильич и делает хвост трубой, показывая протест.
— В смысле? Знаете, что? Я не могу пахать за двоих. Прошу заметить, что жрете, пардон, кушаете вы, Степан Васильич, поболее моего. Поэтому отрабатывайте харчи, — резонно констатирую.
— Мя!
— Вот именно. В девять придет новая клиентка. Работаем по отработанной схеме. А сейчас я спать. Разбудите меня… — смотрю на время в телефоне, показывающее пять утра, — ... в восемь.
Черный обормот, передернув лапой, походкой короля следует к двери своей комнаты и захлопывает её так, что картина с изображением почившей хозяйки квартиры съезжает с
