Тремя неделями ранее
Алёна смотрела на удаляющийся корабль. Она провела на борту «Милости небес» всего дней десять, поэтому он не успел стать для неё родным. А вот человек, что стоял на корме и махал ей рукой был тем единственным, кого девочка могла назвать близким. Единственным из живых.
- Понимаешь, кроха, купцы - очень суеверные люди, - говорил ей Андрей перед тем, как расстаться. - Я бы оставил тебя, но... Некоторые люди из команды тебя боятся.
- Меня? - удивлённо спросила Алёна.
- Ага. Ты ведь вроде как единственная выжила в деревне, смекаешь? Это вроде как плохая примета. А купцы, они...
- Верят в приметы, — хмуро закончила девочка.
- Ага. В общем, я оставлю тебя у своего друга. Он присмотрит за тобой, пока я не вернусь.
- Сколько?
- Чего? А-а-а, сколько времени? Месяцок всего. Контракт закончится - я сразу вернусь, ага. Больше не буду наниматься в охрану. Куплю домик, хозяйство заведём.
Алёна вздохнула. Снова мечты о мирной, тихой жизни. Андрей быстро сообразил, что сморозил глупость, и перевёл разговор на другую тему.
- Он хороший. Тебе у него понравится, вот увидишь!
Алёна вздохнула, отворачиваясь от уходящего судна. Фигуры Андрея уже нельзя различить, а стоять просто так и лить слёзы — это для маленьких девочек. Себя таковой, разумеется, Алёна не считала. Знакомый Андрея стоял рядом. Высокий, широкий, пузатый мужик с окладистой бородой. При взгляде на него в памяти всплывал образ Коваля. Мёртвого Коваля. Подавив страх, Алёна посмотрела в лицо мужчины и спросила:
- Где я буду жить?
Усеянное оспинами круглое лицо, красный нос картошкой, голубые глаза под густыми бровями и блестящая на солнце лысина - именно таким и должен быть деревенский священник. Кем, собственно, Прохор и являлся. Жил он на крохотном куске суши, парящем в пустоте рядом с Кватохом. Не отдельный аллод, а просто камень, разместившийся на расстоянии получасового плавания на астральном шлюпе. Достаточный, чтобы на нём нашли себе место церковь, избушка, похожая на игрушечную своими крохотными размерами, хлев с хозяйственными постройками, да небольшой огород, где священник выращивал овощи для собственного пропитания. Идеальное место для отшельника, жаждущего уединения. Место, где Алёне придётся провести целый месяц. Хорошо хоть, не придётся выслушивать чужое сочувствие и ловить на себе жалобные взгляды. Отшельник не выказывал особой радости от общества маленькой девочки и не пытался лезть в душу.
- В домике. Кровать у меня одна, поэтому я переберусь в храм. Пойдём, я всё покажу.
Не дожидаясь ответа, священник повернулся и зашагал широкими шагами. Алёне пришлось следовать за ним. Раздражение подобным безразличным поведением колыхнулось в душе, но девочка поспешила подавить его. Не стоило начинать знакомство со ссоры. Андрей назвал толстяка другом, значит, стоит попробовать ужиться с ним. Всего месяц, это же не так много.
Так Алёна словно бы снова вернулась в то тихое, мирное, патриархальное прошлое, от которого совсем недавно мечтала сбежать. Огород с зеленью, две козы, противные до невозможности, десяток кур. В хозяйстве Прохора имелась даже корова. В первый день, увидев всё это "великолепие", Алёна напряглась, готовая дать отпор в намерении священника пристроить её к ведению хозяйства. Но ничего подобного не произошло. Ознакомив её со своими небольшими владениями, священник завершил показ следующими словами:
- Ты можешь делать, что хочешь, но постарайся не слишком шуметь. Я предпочитаю тишину. И не заходи в комнату за алтарём. Туда разрешён доступ только служителям Церкви, да ещё тем, кто проходит крещение. Договорились?
Алёна молча кивнула. Запертая комната нисколько не возбудила любопытства. В былые времена она наверняка попыталась бы хоть одним глазком заглянуть туда, но теперь подобные детские забавы перестали быть ей интересными. А вот тот факт, что Прохор не собирался заставлять её отрабатывать проживание и пропитание, несколько насторожил.
"Забыл сказать, наверное. Завтра разбудит спозаранку, точно."
Поэтому после скромного ужина девочка поспешила лечь спать. Тяготы путешествия, вкупе с избытком новых впечатлений изрядно поистрепали выносливость. Требовалось много времени, чтобы вернуться к прежней форме. Кровать священника, которую он уступил Алёне, была большой, на ней можно было спать даже поперёк, но довольно жёсткой. Будь на месте девочки какая-нибудь городская жительница, она бы проворочалась полночи, вздыхая о мягких перинах, но Алёна привыкла спать на подобных лежанках, поэтому уснула практически сразу, как голова коснулась подушки.
Ночью пришли кошмары. Пробуждаясь всякий раз в поту, с бешено стучащим сердцем, Алёна долго ещё лежала, глядя в потолок и пытаясь успокоиться. Время лечит, говорили ей окружающие. Пока эта житейская мудрость никак не желала оправдываться. Кошмары не становились слабее, как и страх перед тем, что стояло за ними. Только под утро девочке удалось забыться неглубоким сном, больше похожим на дремоту, лишённую сновидений, но давшим столь необходимый отдых.
Окончательно проснулась Алёна поздно, солнце уже высоко стояло над горизонтом, и его назойливые лучи вовсю струились через окно, отражались от стен и били в глаза. Повалявшись несколько минут, девочка встала, оделась и прошлёпала босыми ногами из спальни в комнату. На грубо сколоченном столе стоял кувшин с парным молоком и краюха хлеба. Поразмыслив, Алёна поняла, что всё это предназначено ей. Отказываться смысла не было, поэтому она залезла на высокий табурет и немедленно приступила к трапезе.
Насытившись, Алёна вышла на улицу. Стоял великолепный летний денёк - жаркое солнышко, щебетание птиц, жужжание шмелей. Посмотрев по сторонам, она заметила склонившегося над грядками священника. Прохор обернулся, нашёл глазами девочку, кивнул и вернулся к работе. Ни одного слова о том, что надо ему помочь или сделать ещё что-то.
Пожав плечами, Алёна направилась прочь со двора. Ещё вчера она заметила небольшой сосновый бор
