class="p1">ж) отказом от празднования Рождества, Пасхи, Троицы, Благовещения, Крещения и др. религиозных праздников,
з) беспощадной борьбой с головотяпством, хулиганством и пьянством,
и) поголовным вступлением в ряды общества «Долой рутину с оперных подмостков»,
к) поголовным переходом на новый быт,
л) поголовным переводом делопроизводства на латинский алфавит, а также всем, что понадобится впредь.
Заполнять пропуск можно было чем угодно – от «В ответ на происки пилсудчиков[45]» до «В ответ на наглое бесчинство бухгалтера Кукушкинда, потребовавшего уплаты ему сверхурочных».
Появление в «Геркулесе» Остапа Бендера, которого по гоголевской еще традиции, конечно, принимают за ревизора, наводит на бюрократов ужас. Великий комбинатор действует как блюститель закона (прием, опробованный еще в «Двенадцати стульях», в старгородском доме престарелых) – и попутно действительно вскрывает бездны злоупотреблений. Так что лозунги в духе «Ударим по бездорожью, разгильдяйству и бюрократизму» в «Золотом теленке» не только пародируются, но и подаются серьезно. Ильф и Петров ставят на борьбу с бюрократизмом свою сатиру: выясняется, что в бумажно-резиновой неразберихе, под стук конторских счетов, можно сколотить миллионное состояние.
КАК САТИРА «ЗОЛОТОГО ТЕЛЕНКА» ВСТРАИВАЕТСЯ В СОВЕТСКУЮ МОРАЛЬ?
С самого начала в «Теленке» ощутимы репрессивные нотки. «Строгого гражданина»[46], который протестует против сатиры, предлагается карать за «головотяпство со взломом» (сам советский ярлык «головотяп» происходит из «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина – писателя, ценимого Сталиным[47]). Второстепенные персонажи как на подбор галерея карикатурных типов (возможно, с оглядкой на «Мертвые души»): старорежимные бюрократы, боящиеся чистки, и еще более старорежимные «пикейные жилеты», упитанные иностранцы, алчные ксендзы, вездесущий рвач[48] Талмудовский, жулики Скумбриевич и Полыхаев, псевдоинтеллигент Лоханкин. Всем этим людям не место в новом советском обществе, и Остап Бендер (сам в это общество плохо вписывающийся) умело пользуется их страхами. Служащие и нэпманы спасаются от чисток и налоговых проверок в сумасшедшем доме, опасаются «вынужденной поездки на север», а миллионеру Корейко Бендер обещает прогулку в «чудной решетчатой карете». В «Двенадцати стульях» он еще открыто сулил Воробьянинову ГПУ. В 1930-м прямые угрозы замещаются эвфемизмами, но и они производят оглушительное действие.
Пожалуй, главная мораль в сюжете «Золотого теленка» – в том, что даже если ты неправедными путями наживешь миллион, то не сумеешь его потратить. С этим был вынужден мириться Корейко: он жил на мизерное жалованье, а миллионы держал в вокзальных камерах хранения (такое ненадежное, казалось бы, хранилище в советской стране оказывается железным). С этим приходится столкнуться Бендеру: не в силах реализовать свой миллион («Я не могу купить новой машины. Государство не считает меня покупателем»), он вкладывает его в золото и драгоценности – вроде золотых часов, когда-то до революции подаренных отцом «любимому сыну Сереженьке Кастраки», – и в конце концов теряет все.
Георгий Алексеев. Плакат «Волокитчики вреднее грызуна и червяка для полей и для станка». 1927 год[49]
И, разумеется, трудно здесь его не пожалеть – но приходится признать, что такая концовка логична. «Золотой теленок» все-таки советская сатира. Даже хорошо знакомую советским людям ситуацию – ни в одной гостинице нельзя достать номеров – Ильф и Петров объясняют пусть и с иронией, но иронией «положительной»: номера нужны не праздношатающимся миллионерам, а людям, занятым делом, – участникам конгресса почвоведов или дирижерам симфонического оркестра (в такой роли приходится выступить Остапу, чтобы его пустили в гостиницу). О лояльности авторов «Золотого теленка» красноречиво говорит, например, полное энтузиазма описание строительства Восточной магистрали – с речами, ударными темпами, застольным изобилием и шпильками в адрес капиталистических экспертов (Ильф и Петров в самом деле ездили в командировку на Турксиб в составе журналистской делегации). Или вот такое поэтическое отступление:
Ночь, ночь, ночь лежала над всей страной.
В Черноморском порту легко поворачивались краны, спускали стальные стропы в глубокие трюмы иностранцев и снова поворачивались, чтобы осторожно, с кошачьей любовью опустить на пристань сосновые ящики с оборудованием Тракторостроя. Розовый кометный огонь рвался из высоких труб силикатных заводов. Пылали звездные скопления Днепростроя, Магнитогорска и Сталинграда. На севере взошла Краснопутиловская звезда, а за нею зажглось великое множество звезд первой величины. Были тут фабрики, комбинаты, электростанции, новостройки. Светилась вся пятилетка, затмевая блеском старое, примелькавшееся еще египтянам небо.
Можно сравнить это с финальными строками «Двенадцати стульев» о сокровище мадам Петуховой:
Брильянты превратились в сплошные фасадные стекла и железобетонные перекрытия, прохладные гимнастические залы были сделаны из жемчуга. Алмазная диадема превратилась в театральный зал с вертящейся сценой, рубиновые подвески разрослись в целые люстры, золотые змеиные браслеты с изумрудами обернулись прекрасной библиотекой, а фермуар перевоплотился в детские ясли, планерную мастерскую, шахматный кабинет и бильярдную.
Сокровище осталось, оно было сохранено и даже увеличилось. Его можно было потрогать руками, но нельзя было унести. Оно перешло на службу другим людям.
Над обаятельным Бендером, над его незадачливыми подельниками так или иначе торжествует справедливое советское государство. «Большинство персонажей романов Ильфа и Петрова – это полипы, облепившие с разных сторон корабль идущего в будущее социализма», – удовлетворенно замечает Константин Симонов в предисловии к одному из изданий дилогии.
Вместе с тем нельзя сбрасывать со счетов точку зрения Владимира Набокова – он считал, что Ильф и Петров, как и другие советские сатирики, именно благодаря свойствам сатирического жанра смогли создать совершенно свободные произведения[50]:
Два поразительно одаренных писателя – Ильф и Петров – решили, что если главным героем они сделают негодяя и авантюриста, то, что бы они ни писали о его похождениях, с политической точки зрения к этому нельзя будет придраться, потому что ни законченного негодяя, ни сумасшедшего, ни преступника, вообще никого, стоящего вне советского общества – в данном случае это, так сказать, герой плутовского романа, – нельзя обвинить ни в том, что он плохой коммунист, ни в том, что он коммунист недостаточно хороший.
Набоков предвзят и готов поверить, что нравящиеся ему советские писатели работали «с фигой в кармане». Это почти наверняка не так. Но жанр сатиры действительно, несмотря на цензурные запреты, позволял им редкую вольность – вспомнить хотя бы речи симулянтов в сумасшедшем доме, которые хают большевиков и восхваляют Учредительное собрание. Тот же жанр, собственно, и позволяет Ильфу и Петрову создать нечто вроде энциклопедии советских типажей и повседневности[51].
Кстати, еще более изящную (и совсем уж спекулятивную) «фигу в кармане» обнаруживают Майя Каганская и Зеев Бар-Селла. Балаганов, изловив Берлагу, вручает ему повестку: «С получэниэм сэго прэдлагаэтся нэмэдлэнно явиться для выяснэния нэкоторых обстоятэльств». Берлага, конечно, думает, что это означает арест. Повестка напечатана на «машинке с турецким акцентом» (в ней не хватает буквы «е»), но в записной книжке Ильфа этот прибор – марки «Адлер» – фигурирует как «машинка с кавказским акцентом», ну а «Адлер» по-немецки означает «орел». Горным орлом, как известно, Ленин назвал кавказца Сталина, – таким образом, в этом незначительном эпизоде можно усмотреть дерзкую крамолу[52].
КАКУЮ РОЛЬ В РОМАНЕ ИГРАЮТ ИНОСТРАНЦЫ?
Иностранный мир в романе, с одной стороны, «хрупкая мечта» Бендера, с другой – иная, но реальность, которая по-разному взаимодействует с реальностью советской. Во время странствий «Антилопа-Гну» встречает компанию американцев, разъезжающих по деревням, чтобы выведать рецепт самогона: сухой закон, еще не отмененный в США в 1930 году, давал почву, чтобы взглянуть на капиталистов свысока. Остап-миллионер, не понимающий, куда ему девать свой миллион, обращается за мудрым советом к «индийскому гостю», в котором легко узнать Рабиндраната Тагора – того самого, чьим любимцем Бендер называл себя в жульнической афише «Приехал жрец». Великий индиец не дает ему никаких советов, а объясняет, что сам приехал учиться у страны социализма. Наконец, румынские пограничники, грабящие Бендера, когда он пытается покинуть СССР, – своего рода цепные псы, стражи капиталистического мира, куда великому комбинатору нет хода. Он и сам предчувствует это заранее: «Заграница – это миф о загробной жизни. Кто туда попадет, тот не возвращается».
Один из самых интересных эпизодических персонажей «Золотого теленка» – немецкий специалист Генрих-Мария Заузе, которому платят большие деньги
