меня сюда закинула.
Но…
Но до вечера ничего плохого не произошло. Бран скомандовал привал и объявил мне, что мы находимся на холме теней. Я уже готовился ко сну, когда Сухая Рука подошел ко мне и поинтересовался, а не удивляет меня то, что здесь у меня две тени.
Я ему:
— Да нет. Ну две тени, хоть три, разница какая? Может, здесь освещение плохое.
— Нет, — говорит он мне, — это не освещение, это Холм Теней, здесь тебе показывают, какой ты есть. У меня тоже две тени было.
Я посмотрел на него. Тень у него была только одна.
— Ну и куда вторая подевалась?
— Не по нраву мне пришлось, что у меня две тени. Словно ущербность какую в себе заметил. От богов положена нам одна тень, никак не две. И вот взял я и по наитию веточкой смел одну из теней. И с тех пор тень у меня, где бы я ни был, только одна.
— Ну, это еще бабка надвое сказала, сколько и чего нам боги дали. Интересно, а как ты выбрал ту тень, которую сметать нужно?
— Да все так же, по наитию, — ответил Сухая Рука. — Чем-то одна из них мне не понравилась, я ее и смел недолго думая. И с тех самых пор живу спокойно.
— Ну и что? Что-то изменилось? — поинтересовался я, зевая, очень уж спать хотелось.
— Что изменилось? — задумался Бран. — Трудно сказать… Но как-то жизнь моя после этого наладилась. Стал я как все брать все, что положено человеку, а на нечеловеческое не замахиваться. А то по молодости заносило… куда не следует. Как видишь, остался я цел и невредим; а рука еще задолго до этого…
Он умолк и опустил голову.
— И что? Ты мне советуешь тоже одну тень стереть?
— Да.
— А скажи, у тех, с кем ты бывал здесь до меня, тоже две тени было? — мне стало интересно, это со всеми тут такое происходит или я один такой Нео. Избранный.
— Нет. У тебя первого.
— Хреново.
— Что?
— Да так, ничего. В общем, не буду я эту вторую тень сметать. А вдруг это такое явление природы, может, оно выпадает всего раз на сотню лет, а нам с тобой повезло быть участниками и свидетелями данного чуда? Вдруг это просто реализуются силы данного места? Может, здесь зона повышенной радиации?
Бран смотрел на меня непонимающе. Слова «радиация» и «явление природы» были для него в диковинку, как мне кажется.
Ладно, проштрафился — надо исправлять.
— Ну что сидим-то? Давай спать, сам же говорил — завтра все силы понадобятся, — сказал я и, поворочавшись, устроился на лапнике.
И тьма поглотила меня, но сегодня она сделала это очень медленно и нежно.
Зато вот выплюнула она меня жестко, жестоко, знаете, просыпаться верхом на лошади, в полном рыцарском доспехе а-ля готика, в крепком европейском седле. Я уже привык за последние трое суток прикидываться знающим все и выспрашивать у своих ближних, кто я такой, куда мы направляемся, и что происходит вокруг.
У одного из рыцарей, что ехал около меня, я ненавязчиво выведал свое имя. Он обратился ко мне с какой-то шуткой, я улыбнулся в ответ, благосклонно кивнул, не забыв запомнить, что зовут меня Александр. У проходящего мимо лучника я спросил его имя. И он, думая, что я отличу его после битвы, гаркнул:
— Жан Этьен, сер Тагэре!
А куда еще, как не на битву, может идти такое скопище вооруженного народа? И причем у многих доспехи чистые и не помятые. После битвы воины выглядят обычно по-другому. Притом победители обычно продвигаются быстрее, чтоб на волне одной победы захватить как можно больше земли, а проигравшие, дабы не быть разбитыми еще раз до того, как перегруппируются, тоже мчат, только пятки сверкают. Мы же шли медленно. Слегка поторапливаясь.
Далее можно было обсудить планы. Каким-то внутренним чутьем я почувствовал, что в этой небольшой (а это была действительно небольшая армия) армии я являюсь главным, а парни в таких же котах, как и у меня, являются и моими друзьями, и моей личной гвардией одновременно. И из недолгих разговоров с ними я выяснил, что мы идем навстречу какому-то герцогу Раулю, что встал на сторону каких-то Лумэнов. И наша задача — затормозить его продвижение в течение нескольких дней. Дабы остальные войска моего родственника (ВАУ! Я королевской крови… Ну надо же…) смогли подготовить плацдарм для последнего сражения.
В общем, когда мы вышли к так называемому Меловому проходу, который на самом деле выглядит как три дороги между крутых холмов, я был практически в курсе, кто я и что здесь делаю. Будем надеяться, что этого на сутки мне хватит. Самое главное в сложившейся ситуации для моей армии, ну и для меня лично, чтобы выжить, — это ударить неожиданно. Это я понял, анализируя все мои бессонные ночи, проведенные за компьютером, за играми пошаговой и реальной стратегии. И самое лучшее — ударить резко тяжелой кавалерией, а там уж ввязывать пехоту.
Я отдал приказы, и войско заняло позицию согласно моему генеральному плану. И тут на сцену театра боевых действий вышли первые воины противника. Они явно не думали нас здесь увидеть, так что шли расслабленным походным строем, да еще без доспехов по случаю жаркой погоды.
«Ну ничего себе, — подумал я. — Надо же быть полным профаном в военном деле, чтоб вести войско по вражеской территории без дальних разъездов, разведки, да еще и дать им расслабиться настолько, что они броню поснимали. И это войско у нас выигрывает?»
Я был в шоке.
Но дело есть дело, обсуждать поведение противника мы будем за чашечкой глинтвейна или чего другого, что здесь пьют по вечерам, после битвы. Если, конечно, доживем.
Из построений конницы единственным, что я знал, был клин, им-то я и построил своих рыцарей, или волчат, как здесь нас все величали.
Мы вломились в противников на всем скаку, те даже мяукнуть не успели. Хотя этих воинов и украшали красные коты с вышитой на них оленьей головой, геральдическим символом их сюзерена, но вели они себя словно кролики. Некоторые, побросав оружие, бросились наутек. Некоторые падали на колени и просили пощады. Это зря. Даже самый благородный рыцарь будет рубить таких направо и налево, чтобы расчистить коню путь и не оставлять позади тех, кто может в любой момент забыть, что он сдался в плен, и ударить тебе в спину. Предателя, как и волка, ноги кормят, так что единственный выход уцелеть на поле брани таким людям
