Известно, что отец Геннадия, Павел Петрович Кизиков, работает в «Ассоциации инвалидов и ветеранов афганской и чеченской кампаний». Он сам участвовал в боевых действиях в Афганистане и в результате страшного ранения потерял обе ноги. Наряду с другими руководителями ассоциации Павел Петрович является Героем России. Мы попытались встретиться с ним, но Павел Петрович отказывается беседовать с журналистами. По словам его соседей, Кизиков-старший раздавлен горем. Геннадий был его единственным сыном…»
Константин Дмитриевич Меркулов отложил газету и хмуро посмотрел на генерального прокурора Истомина.
— Ну что скажешь? — поинтересовался тот.
— А что тут говорить, Игорь Михайлович? У этих журналистов хорошие источники информации. Хотя отсебятины много. А дело между тем весьма и весьма серьезное.
— Вот именно! Как говорили в не такие уж далекие времена, тут затронута честь мундира! Устроить покушение на руководителей силовых органов — это уже полный беспредел. И с этим беспределом надо покончить на корню! Если мы с тобой дадим слабину, Константин Дмитриевич, страну захлестнет волна насилия.
Меркулов знал слабость генпрокурора к сильным выражениям, поэтому не стал возражать. Тем более что по существу вопроса Истомин был абсолютно прав.
— Н-да, дело это — первостепенной важности, — поддакнул он генеральному.
— Поэтому я и хочу, чтоб ты поручил его лучшему из твоих людей! — подхватил реплику Истомин. Он прищурил холодные, прозрачные глаза и сурово посмотрел на Меркулова. — Турецкий у тебя сейчас чем занимается?
— Да дело с пожаром никак не закончит.
Истомин небрежно махнул рукой:
— Дело с пожаром подождет. Срочно перебрось его на расследование взрыва.
— Да, но…
— Никаких «но»! — отрезал генпрокурор. — Человек с его опытом быстро закончит это дело. Тем более что фактов и улик у нас до черта. Нужно только привести все в божеский вид, увязать все нити в один прочный узел. Понимаешь, о чем я?
— Турецкий не любит действовать наспех, — возразил Меркулов. — Он человек обстоятельный.
— Знаю, знаю, — вновь махнул рукой Истомин. — Но на этот раз ему придется поторопиться. Долго ждать нет возможности. Сегодня утром я разговаривал с президентом. — Генпрокурор чуть понизил голос: — Между нами — он жутко недоволен тем, как продвигается расследование. Ему не нравится, что мы так долго тянем.
— Не так уж и долго, — заметил Меркулов.
— Нет, Константин Дмитриевич, долго! Очень долго! — Генпрокурор горько усмехнулся. — Скоро журналистам надоест муссировать одну и ту же версию, и они начнут придумывать свои — одну другой фантастичней. А стоит только дать волю фантазии — так тут тебе и фактики разные подыщутся. Знаешь ведь, как это бывает.
Меркулов вздохнул и угрюмо ответил:
— Да уж.
— Ну вот, — обрадовался взаимопониманию генеральный. — Так что немедленно подключай к следствию Турецкого. Передай ему, что это дело — под моим непосредственным контролем. И если он будет ваньку валять, вместо того чтобы работать, я сам, лично, займусь его карьерой. И тогда уже, как говорится, пощады не жди.
Истомин глянул на посуровевшее лицо Меркулова и усмехнулся в седые усы.
5
Турецкий плюхнулся в кресло и бухнул на стол Меркулова папку с бумагами. Положил на нее ладонь, пристукнул по обложке пальцами и сказал:
— Все, ознакомился.
— Ну и? — поднял на него кустистые брови Меркулов.
Александр Борисович вздохнул и ответил, нахмурившись:
— Все совсем не так просто. Берлин сидит в изоляторе, но на допросах он упорно отмалчивается. И потом… честно тебе признаюсь, Константин Дмитриевич, меня немного удивила прыть, с которой задержали Берлина. Доказательств-то — кот наплакал. Нам ничего не известно ни об этом парне, Кизикове, ни о его связи с Борисом Берлиным. Только то, что Кизиков работал в охране офиса. Ну и что с того? Мало ли, кто где работает. Неизвестно: один он действовал, или у него были помощники. К тому же…
Турецкий не закончил фразу.
— Что? — нетерпеливо спросил Меркулов.
— К задержанию приложил руку Макарычев.
Турецкий вновь замолчал, но Меркулов понял, о
ком ведет речь его коллега. Генерал-полковник Юрий Макарычев был заместителем директора ФСБ. Еще несколько месяцев назад он подготовил доклад о том, что Борис Берлин, отстаивая свои «антироссийские, по существу, позиции» и защищая друга и подельника Храбровицкого, готов перейти от слов «к самым решительным действиям». Неудивительно, что после взрыва, унесшего жизни троих генералов, следствие с такой готовностью взяло на вооружение версию Макарычева.
— Если тебе не нравится основная версия следствия, выдвини альтернативную, — сухо сказал Меркулов. — Для Макарычева, так же как для тебя или Истомина, главное — не посадить Бориса Берлина, а докопаться до истины.
— Правда? — в притворном удивлении переспросил Турецкий.
— Правда, правда. И прекрати паясничать. Времени у тебя мало. Президент лично справлялся у генерального о ходе этого дела.
— В следующий раз пускай звонит прямо мне, — сказал Турецкий. — Люблю, знаешь, поболтать с президентом. Мне будет приятно, а ему — полезно.
Меркулов осклабился и в тон Турецкому ответил:
— Хорошо, я ему передам.
— Да уж, не забудь, — кивнул Александр Борисович. Затем ухмыльнулся в свойственной ему манере и добавил: — Ишь ты, версия у них! И все-то у них сходится! И газетчики эту версию поддерживают! После взрыва прошло всего три дня, а у них уже и преступление раскрыто, и главный виновник в руках! Кстати, какого черта в прессу вывалили столько информации? Такое ощущение, что газетчики знают об этом деле больше нас.
— Да, за этим мы не уследили. — Меркулов помешал ложечкой чай, попробовал его и нахмурился: — Горячий. — И затем невозмутимо поинтересовался: — Кого думаешь включить в следственно-оперативную группу?
Александр Борисович подумал и ответил:
— Задействую молодежь. Рюрик Елагин свободен?
Меркулов покачал головой:
— Нет. Он сейчас расследует роль одного фигуранта в довольно громком деле.
— Фигуранта? В деле? Ах да, я слышал. Постой… — Турецкий утрированно округлил глаза. — Он что, до сих пор копает под Берлина?
— А почему это тебя удивляет? По-твоему, раз Берлин задержан по делу об убийстве, все предыдущие грехи ему можно простить?
— Что ты! У нас не то ведомство, чтобы прощать. Мы только карать умеем. Часто даже не разобравшись толком, виноват человек или нет. Вот, как в этом случае. — И Турецкий вновь пристукнул пальцами по лежащей на столе папке.
Константин Дмитриевич, поднявший было стакан, вновь поставил его на стол.
