Голова закружилась.
Конечно же, на сцене были мои девочки! Под рокот барабанов и соло труб они кружились, синхронно вскидывая длинные ноги и встряхивая перьями. Ослепительный блеск их улыбок долетал даже до меня.
Шоу напоминало бразильский карнавал, только концентрированный.
И как это было здорово!
Сверху мне открывался просто потрясающий обзор декольте, гладких спин, круглых попок — и всё это в обрамлении блёсток, страз и ещё чего-то, названий чему я не знаю. Но выглядело оно очень соблазнительно.
Просто именины сердца какие-то.
Надо сказать, что сцена была круглой — она возвышалась над залом, и шоу можно было наблюдать из любой точки. Вокруг, в неглубокой яме, размещался оркестр.
С высоты было не слишком хорошо видно, но среди обычных труб, скрипок и виолончелей, кажется, встречались очень странные инструменты, в которые нужно дуть не одним, а несколькими ртами одновременно, и нажимать на клавиши куда большим количеством пальцев, чем есть в стандартном наборе.
Впрочем, что теперь называть стандартом, и как к этому относиться — надо ещё подумать.
Вокруг ямы с оркестром располагались столики... Их было много, несколько десятков. И все заняты.
Из-за яркого освещения сцены они терялись в тени, и я не видел посетителей. Лишь смутные тени — когда гуманоидные, а когда и не очень... Во всяком случае, пару раз мне показалось, что кто-то расправляет широченные крылья, а однажды, в хаотично мельтешащем круге света, мелькнули огромные рога...
Пока я приходил в себя, музыка кончилась, девочки убежали, а на их место вскарабкался самый настоящий клоун. Жонглируя тарелочками, он рассказывал публике что-то очень смешное. Слова до меня не долетали, но судя по тому, как часто волны смеха обходили зал, клоун был хорош.
Потом снова были танцы — Белоснежка, уже без перьев, но обмотанная множеством цветных прозрачных шарфиков, исполнила быстрый зажигательный танец. Сюжет я представил так: девушка гуляла в чудесном парке, и вдруг на неё напала пчела... Бедняжка уклонялась от пчелы, принимая самые соблазнительные позы. Кружилась так, что её волосы напоминали колеблющийся на ветру факел. Подпрыгивала, металась, падала и извивалась на полу.
И всё это в быстром ритме, в котором сердце начинало биться быстрее, а телу становилось жарче.
Пока она кружилась и вращалась, шарфики, один за другим, разматывались с её тела, оставляя всё больше прелестей для обозрения, и когда слетел последний — картинно вскинула руки и рухнула на сцену.
Шквал рукоплесканий был ей наградой.
После Белоснежки выступали огнеглотатели.
Больше всего они походили на гигантских — размером с человека, ей Богу не вру, — саламандр, с перепонками между пальцев и длинными чешуйчатыми хвостами. Они были покрыты золотой сверкающей чешуёй, и когда по ней пробегали огненные всполохи, казалось, саламандры вспыхивают, подобно настоящим языкам пламени.
А потом на сцену вышла... ОНА.
Это была девушка из переулка, я узнал её мгновенно, может быть, даже за миг до того, как она показалась на сцене.
Золотистые волосы струились, как медленный дождь. Платье — закрытое спереди, и оголяющее спину, переливалось, как чешуя саламандр, которую вымочили в гранатовом соке, а потом обсыпали мелкими бриллиантами.
А какой у неё был голос!..
Низкий, бархатный, как лепестки винных роз. Он вибрировал, скользил, окутывал тебя целиком, как дорогая норковая шуба, и струился, как жидкое серебро.
К сожалению, я не мог различить слов. Но мелодия, медленная и тягучая, говорила о жарких странах, тяжелых ароматах и экзотических удовольствиях.
До меня даже долетел тот самый запах! Как порыв ветра, как призрачная, но вполне достижимая мечта — стоит лишь протянуть руку, и она твоя...
Но песня закончилась.
Весь зал, и я вместе с ним, застыли в немом восхищении. А потом раздались аплодисменты. На сцену полетели цветы, зелёные бумажки и драгоценности — даже с высоты моего укрытия был заметен их яркий блеск.
Я хлопал, кричал и бесновался вместе со всеми, ничуть не боясь, что меня обнаружат — такие внизу были шум и гвалт.
Моя любимая девушка изящно поклонилась, и оставив микрофон в одиночестве, ушла.
Свет померк в моих глазах. Сердце перестало биться, а кровь струиться по жилам... Это была катастрофа.
Но пребывать в растрёпанных чувствах я не люблю, поэтому и решил немедленно, сейчас же, отыскать красотку и признаться ей в любви.
Перебравшись через перила я снова встал на одну из балок. Как же отсюда спуститься вниз?..
И тут я услышал требовательное:
— Мяу.
Крылатый кот! Увлёкшись представлением, я совсем забыл о нём. Но вот он сидит передо мной, так близко, что можно протянуть руку и погладить... Интересно, какой он на ощупь? Наверняка мягкий, как шелковое одеяло.
— Кис-кис-кис, иди сюда, дружок!
Стараясь говорить негромко и дружелюбно, я присел на корточки. Рампа подо мной закачалась. Я пошатнулся, а кот недовольно расправил крылья для равновесия.
Бог ты мой! Крылышки были совсем небольшие, вряд ли рассчитанные на полноценный полёт. Но такие потешные, что я практически прослезился.
— Ах ты, милота... Ну иди к папочке! — неуклюже переступая по рампе, я попытался подобраться к коту.
Но зверёк всё ещё мне не доверял. Нет, он не шипел, не дыбил угрожающе шерстку... А просто отскочил ещё дальше.
Но ведь бабушка не растила меня слабаком, который сдаётся, как только на горизонте покажутся первые трудности. В конце концов, я освоил игру на скрипке! Человек, который изо дня в день вынужден извлекать из небольшой деревянной коробочки мерзкое пиликанье, по определению должен обладать крепкими нервами.
И крепким желудком: — невольно бросив взгляд вниз, я сообразил, что нахожусь на шатком переплетении цепей и подпорок, на высоте пятнадцати метров... Откуда-то я знал, что это падение вовсе не будет походить на давешнее попадание в люк.
Если я грохнусь отсюда, мне будет очень, ОЧЕНЬ больно.
Но кот был так близко, и так умильно смотрел на меня своими большими зелёными глазками, словно приглашал: ну погладь меня! Тебе понравится, я обещаю...
И я протянул руку.
Другой рукой я уцепился за верёвку, что шла вертикально и пропадала где-то под потолком, в нагромождение тёмной массы, похожей на скопище грозовых туч... Но верёвка была толстой, и на вид — очень прочной, так что я решил, что всё в порядке.
И вот, стоя на коленях на тонкой, не больше десяти сантиметров шириной, перекладине, и цепляясь одной рукой за верёвку, другую я протянул к коту.
