трое молодых мужчин. В их руках и карманах угадывались звофоны, но они не были ими очаровали как другие, а просто разговаривали о своём. Дождь только что прекратился и Юра счёл это знаком достать свою трубу. Но мужчины не сдали ему коробочки и не убежали. Они атаковали парня, завязалась тугая напряжённая возня, борьба, закончившаяся в луже и грязи. Юра не сдавался и все трое получили от него тяжёлые удары. Лицо его было мокрым то ли от крови, то от луж, но отступать он не собрался. Выбираясь из очередного захвата, он вспоминал деда, что наверняка тоже ходил в рукопашную на будущей войне. «Он смог, я смогу, мы — Ильичёвы», — пыхтел Юра пытаясь оторвать ухо одному и дать под дых второму. Через минут десять непрекращающейся битвы, все в грязи, четверо дерущихся оказались сидящими на земле, каждый в метре друг от друга. Трое людей из машины не могли отдышаться. Юра чувствовал, что пришёл момент последней атаки и он победит. Четверо чумазых и злых смотрели на истоптанную грязь вокруг. Один из сидящих прислонился к бамперу и заговорил:
— Малец, ты здоров, здоровый как кабан, ни схватить тебя, ни ударить. Откуда ты такой? — не дождавшись ответа, мужчина сплюнул кровь на землю и достал из внутреннего кармана пистолет.
— Всё. Поиграли и хватит. Ты нас уморил. Сиди, где сидишь, рассказывай, кто такой, — пистолет был направлен прямо на Юру.
— Юра, со 2-го Огнеупорного.
— Лет тебе сколько, Юрец с Огнеупорного? У кого работаешь?
— Семнадцать скоро, в школе учусь. Ни на кого не работаю.
— Мужики, ему семнадцать. Это катастрофа. Нас троих валял. Правда, мы усталые после работы. Юра, хочешь с нами работать? Бизнесом заниматься?
— Я бы хотел подробнее узнать. У меня до вас всё хорошо было. Школа, колбаса.
Мужики как-то добро засмеялись и оказалось, что не в обиде они на грязь на одежде и на тумаки. И всё превратилось в какую-то игру. Один протянул руку Юре, другой помогал встать. Третий спрятал пистолет. Они вместе сели в машину и поехали в загородный дом с рестораном. Там Юра умылся в красивом туалете и вытерся белейшим полотенцем, которое держал на выходе нарядно одетый седой мужчина. Таким белым полотенцем, что невозможно было представить. Потом все долго ели и пили. Но Юра спиртное не выпивал. Он был очарован женщинами, которых в ресторане оказалось штук двадцать. Каждая была во много раз красивее самой милой учительницы и самой популярной одноклассницы. Они смеялись и пели, танцевали, ходили туда-сюда. Они совершали множество мелких движений ресницами, бровями, руками, совершенно приковав взгляд Юры. Девушки трогали мышцы Юры, его синяки, приносили еду и всё было как в самом прекрасном фильме про богатых, который школьник смотрел в видеосалоне.
Ильичёв начал работать на трёх молодых мужчин с машиной. Трудовику он ничего не сказал, только показал ему трубу для лучшего взаимопонимания. Работа Юры была несложной. Ему выдали звофон и сообщали по нему куда и во сколько приходить. Он прибывал по адресу, никогда не опаздывая и брал на месте у человека деньги. Часто это был полный целлофановый пакет денег, реже небольшая коробка или пачка скреплённая резинкой для волос. Все люди, что отдавали Юре деньги были очень взволованы и несчастны. Плакали или изо всех сил старались не заплакать. Юра не спрашивал в чём суть. Иногда говорил, что всё кончится хорошо, когда случалась особенно тоскливая пауза. Деньги у Юры забирали позже в другом месте. Бывало так, что он бродил по городу с пакетом денег часами и рассматривал через окна как живут люди. В будние дни все четверо встречались в тренажёрном зале. Мужики научили Юру качаться со штангой и гантелями, делать правильные упражнения чтобы мышцы росли ещё лучше. Учили боксировать с грушей висящей крюке вбитом в потолок. Кормили мясом после и дарили всякие протеиновые батончики. По пятницам все собирались в загородном ресторане, где отдавали Юре его зарплату. Билетов банка хватало и на лекарства, и на продукты, и на новые кроссовки. И всё было очень хорошо пока девушки в ресторане не рассказали Юре ужасную правду.
— Ты такой хороший, нам так не хочется тебя потерять, Юрик, — говорили они чаще и чаще.
— Тебе же скоро восемнадцать, в армию заберут. А там тебе выбьют зубы и сделают голубым. Нам так тебя жаль. Жаль, жаль-жаль нашего Юру…
Юра переспросил у троицы, так ли всё как говорят девицы. У троих соработников мнения были разные на счёт армии. В целом, никто такой девичий сценарий исключить не мог. Каждый рассказал какую-то свою дополнительную страшную историю неизменно кончающуюся фразой «лучше бы я поступил в университет…». И то, что ни дед, ни троица армию сами, без наводящих вопросов не вспоминали, Юру огорчало.
К тётке Юра ходить перестал. Она болела, кошек стало уже шесть и её помощь была не нужна. Ухаживать за ней и благодарить Юра не захотел. За что благодарить? За вечное понукание и за быстрый бег? Лишь однажды принёс ей огромный пакет конфет и букет крохотных дефицитных хризантем, и сообщил, что будет теперь заходить редко. Освободившееся время уходило на работу и нечасто на заботу о матери. Та, как и дед пила уже в открытую и из дома не выходила. Не стирала и не готовила. Набиралась по утрам сил поругаться с соседками, а чаще просто спала пьяная полдня. Дед сильно сдал, но виделся Юре всё ещё важным человеком. За советом Ильичёв пошёл не к новым друзьям на машине, а к деду-ветерану.
— Дед, может сделаешь меня умным? Может пришёл этот день? Дед?
— Может и пришёл. А зачем тебе умным быть?
— Дед, меня после школы в армию заберут. Я если умным стану в университет поступлю, оттуда не заберут. Про армию все плохо говорят, я туда не хочу.
— Хм, Юра, знаешь…
— Деда, помоги, сделай умным. У тебя же всё получалось раньше. Дед!
— Юра. Армии бояться не надо. Ты в армию просто рядовым не ходи, ходи офицером.
— Это как, дед?
— Иди сдавать экзамены в офицерское училище, поступишь, пойдёшь в армию с удовольствием и за деньги.
— Ты сделаешь меня умным чтобы поступить? Это скоро уже.
— Да, Юра, найди у меня в чемодане кошелёк такой небольшой, похож на футляр для очков. Там возьми мой значок. Покажи, какой нашёл?
Юра быстро доставал барахло деда из шкафа, с антресоли и из-под стола пока не вытащил небольшой мягкий чемодан. В нём была гора носков, совершенно теперь деду ненужных, также тапки
