бегали изображения. Они Юру не заинтересовали. Там были всё те же некрасивые девчонки, машины брызгающие грязью на пешеходов, Майская война и прочая чепуха о которой Юра и так прекрасно знал. С обратной стороны у приборчиков ничего не было. Он догадался как выключить все звофоны кнопками на боку и сложив в карман пошёл домой. Перестав светиться приборчики превратились просто в странные прямоугольники.
Утром в школе он подошёл к самому авторитетному человеку школы, обитавшему в подвале в каморке за огромным фрезерным станком. Трудовик осмотрел звофоны и сказал, что возьмёт их «по пятьдесят». Юра кивнул и оставил все четыре. На следующий день трудовик вызвал его с урока химии и передал свёрнутую газету «Школьная жизнь»: «Дома посмотришь, здесь не открывай». Ильичёв сдержал обещание сохраняя газету в портфеле. В Голубом доме уже вечером обнаружил в ней мятые купюры на общую сумму сто пятьдесят билетов банка и маленькую записку химическим карандашом: «один был плохой выкинул». Ильичёв спрятал сотню под подоконник, а на остальные решил купить маме еды. В ближайшем магазине ничего кроме овощей не было, он дошёл до нового большого с витринами и гирляндой на входе. Купив колбасы и консервов Юра был собой доволен. Но радость немного ушла, когда он зашёл в магазин звонофов. Самый дешёвый приборчик с неярким экраном и кнопками стоил пятьсот. Юра что-то почувствовал у себя внутри, заволновался и понёс пакет с колбасой домой.
Дед ел кусками, не жуя и запивал из горла. У него был целый склад бутылок от однополчан и никак не заканчивался. А вот колбасы не было и Юрин занос дед оценил. Юра с ним не пил. Он глубоко дышал после очередного прохода под турником. Ему хотелось чтобы скорее наступил следующий день после обеда у тётки.
— А, Юра, подай мне хлеба. Кстати, знаешь, отчего ты Ильичёв?
Юра подал горбушку батона.
— Знаю, дед, ты сто раз рассказывал. Илья, там, пророки, пчёлы.
— Не-е-е-т, по правде говоря, прапрадед твой, хулиган был знатный в Петербурге. На любой смешок в его сторону, на любой недобрый взгляд отвечал: «И чё?». А потом сразу в морду рррааазз! Понял? И чё? Ичёв-Ильичёв. Ха-ха. Скоро богатым станешь, вот вспомнишь мою историю.
— Дед, расскажи лучше про войну, где ты ногу потерял. Все же знают, что ты не был на Майской войне и медалей у тебя нет, как у всех ветеранов. Скажи правду, дед. Я уже большой, хочу знать.
— Юра-Юра, мне нечего скрывать. И тебе, и мамке твоей, я всегда правду говорил. Взяли меня в молодости на войну, что ещё не было. Как бы в будущее, понимаешь. Там я воевал. Вот мои друзья зимой приедут, я тебя с ними познакомлю, подтвердят. А нога, что нога. Там понимаешь, оружие другое было. Были такие подземные приборы. Подкрадывались и бах. Как мина, только бродит по полю под почвой по ночам. Ими управляли издалека. Ко мне такая подкралась и бах! Оторвало по колено. Мне потом в госпитале подровняли хирурги и вот те костыли удалось спереть. Подай мне ещё колбасы. Потом меня вернули в наше время. Вот и вся история.
— Дед… хватит заливать. Ты ветеран войны, которой ещё не было?
— Юра, я не вру. Пойми. Будущее оно рядом. Тебе кажется, что ты всё время в настоящем. Но нет. Всё что делаешь сейчас это ты делаешь с прошлым сразу для настоящего и будущего. Вот хлеб отрезал. Прошлый хлеб прошлым ножом и сейчас имеешь настоящий кусок. Но и в будущее отрез пошёл, понимаешь. Хлеб твой в будущем порезан. Он в будущем целым не станет. Кто с прошлым мутит, тот будущее режет.
— Дед… Ешь больше. Пей поменьше, мать ругается.
Юра стал регулярно совершать променад по центральной части города, вдоль канала и ходил за мосты. Он не торопился и не посещал одни и те же места дважды. Большой город позволял выбирать. Скрывал лицо шарфом или капюшоном. В драку не лез, если что-то шло не так просто убегал. Догнать его никто не мог. Практически каждый раз после того как люди слышали щелчок трубы, они отдавали свои звофоны и уходили. С трудовиком тоже наладилось. Юра двинул ему в живот так, что трудовик сложился пополам и долго лежал на полу за станком. С тех пор за золотистые трудовик приносил сто пятьдесят, за те, что с белёсым светом по семьдесят пять. Юра не покупал колбасу или фрукты дважды в одном магазине, не рассказал в классе про свои прогулки, не взял звофон себе. Только дед всё знал. Или почти всё. Ильичёв стал не только сильным, но и богатым. Заначка не помещалась в тайнике под подоконником, он перенёс её в щель на потолке над перекладиной. Чтобы попасть туда придётся подтянутся на одной руке и второй залезть между досок. В Голубом доме это может сделать только Юра.
Зачем копить деньги Юра долго не знал. Пока однажды деда не забрала скорая помощь и он не вернулся из больницы без второй ноги. Вторую ему ампутировали по самую мошонку из-за заболевания сосудов. Деду назначили девять видов таблеток, также ему требовалась сидячая коляска. Мать после возвращения деда тоже заболела. Постоянно хваталась за сердце, почти не разговаривала ни с кем. Попивала какие-то микстуры на кухне от которых пахло травой и спиртом. Юра сразу и потратил почти всё на запас лекарств, коляску, специальные впитывающие трусы для деда, потому что он начал писал в постель. Так Юра незаметно, в свои шестнадцать с половиной лет оказался главным добытчиком еды. Ходил в магазин и на вырученные с продажи звонофов билеты банка брал то, что обычно покупала раньше мама. Она совершенно не интересовалась жизнью ни сына, ни деда. После своих микстур спала крепко и начала пропускать работу. Как-то раз Юра догадался, что она и вовсе нигде не работает. Может уволили, может сама ушла. В квартире перестали появлятся новые тряпки из роддома, никто не заделывал щели в стенах. Настроения это не прибавляло и Ильичёв уходил в центр города, туда, где светились в раннем вечере осени золотые приборы в руках пугливой молодёжи.
В один из таких вечеров к общей печали Юры добавился дождь и порвавшийся ботинок. Всё-таки надо и на себя тратить деньги, ботинки покупать новые, к примеру. Нога стала мокрой, спина стала мокрой, голова, а подходящие владельцы золотых коробочек всё не находились. В конце концов Юра остановился у машины с громкой музыкой рядом с которой разговаривали и курили
